каноэ.
– Это будет его добыча, – переглянувшись с Таракановым, сказал Булыгин. – Там подарки друзьям, подарки вам, доблестные мака.
– А нам лишь отдайте зимнюю одежу, – вмешался Тимофей Никитич, опасаясь, что щедрый командир оставит своих людей без теплых вещей.
– Прошу простить моего помощника за проявленное неуважение. – Булыгин склонил голову и прижал руку к сердцу. – Он выполняет свой долг – заботится о наших воинах.
Ютрамаки впервые внимательно посмотрел на Тараканова, на Булыгину и неожиданно спросил штурмана:
– Твоя скво не бледнолицая?
– Нет, – покачал головой Николай Исакович. – Ее матушка из племени тлинкитов.
– Напомни, как зовут твоего помощника?
Тараканов хотел ответить сам, но Булыгин удержал его за локоть.
– Его зовут Тимофей.
– У него есть скво?
– Нет у меня скво, – сердито сказал Тимофей Никитич, оттолкнув руку Булыгина.
Ютрамаки снова впился в лицо байдарщика черными пронзительными глазами. Тот выдержал, не отвел своего взгляда и внезапно ощутил какое-то шевеление в голове – словно там проросли тонкие побеги и потянулись к старому вождю, с каждым мгновением становясь прочнее и прочнее, а навстречу им спешили столь же прочные нити от головы вождя, черные глаза которого потеплели и стали ярко-коричневыми, в них заплясали искорки. Хотя они вполне могли быть просто отражением огней светильников, развешанных по всему вигваму, однако Тимофей Никитич неожиданно возникшим непостижимым чувством воспринял их как знак чего-то чрезвычайно важного.
– Ты понравился моей дочери. – Голос вождя, казалось, остался таким же бесстрастным, как и во все время «дружеской беседы», но для Тимофея он звучал совсем иначе – громче и торжественней. – Она хочет, чтобы ты стал ее мужем.
Тараканов после перевода едва не клацнул зубами. «Так эта юная красавица – дочь, ли чё ли, старого хрыча?! И она хочет стать женой русского?!! А он-то сам чего хочет? Или это… с ходу уже сватает ее за меня? – Мысли заметались, задергались, как рыба в сетке невода. – Как объяснить вождю, свободному человеку, что, выйдя замуж за раба, его дочь сама станет рабыней? Вот вздумает Никанор Иванович вернуть меня в Переверзево, и отправят нас как миленьких из Ново-Архангельска в Курск… А коли рыпнемся супротив – в железó закуют. Запросто! Тот же друг душевный Ляксандр Андреич и закует. Плакать будет, рыдать – а закует! Потому как закон, а власть закон должна исполнять, иначе какая она власть!.. Хотя… чего это я так спужался… обещал ведь хозяин дать вольную, а он слов по ветру не пущает. Может, бумага та бесценная уже птицей летит по просторам расейским – к Якутску али Охотску… правда, когда еще до Ново-Архангельска доберется – одному Господу Богу ведомо. С другого боку, кто счас скажет, когда мы отсель выберемся, – уж не ранéй весны, это точно!.. Нужно
