довести ее до конца. Если в детстве другие дети обгоняли меня в беге, я просто останавливалась. Я много чего умею: вязать крючком, вышивать, играть на пианино, писать, рисовать, произносить речи, – и если бы я уделяла внимание своим талантам, то добилась бы успеха, но мне быстр о все наскучивает и никогда не хватало стимула постепенно повышать свое мастерство. Не перечесть написанных мною глав и набросков рассказов, которые очутились в мусорной корзине. Я и до середины не добираюсь, что уж говорить о финише. Такова моя черта, и она приводит меня в замешательство. Понятия не имею, почему я ничего не могу завершить. Дохожу почти до конца и останавливаюсь.
Я всегда была общительной, но очень неуверенной. С самого детства я испытываю глубокое чувство вины. Поэтому не выражаю свои чувства и избегаю самоанализа, часто в ущерб собственным потребностям.
Кроме того, меня всегда пугала мысль о том, что кто-ни-будь близкий умрет, так и не узнав, что он значил для меня. Именно это мешает мне переехать в Великобританию, хотя я всегда хотела там жить. Мне страшно оставить бабушку и не оказаться рядом тогда, когда я ей понадоблюсь. Что произойдет, если она умрет, а меня не будет рядом? Что я упущу и чем не поделюсь с ней, если перееду? С самого детства эти мысли не покидают меня. И они касаются каждого, кого я люблю. Странно, но мне всегда казалось, что ненормально так думать – постоянно беспокоиться, что не успеешь что-то сказать и сделать. Однако я ничего не могу с этим поделать.
Причин для беспокойства нет. Но беспокоюсь я постоянно, причем с самого раннего возраста. Помню, мне было пять лет и я ужасно переживала о том, что случится, если кто-то умрет и не скажет чего-то. Вряд ли это нормальные мысли для пятилетнего ребенка. Не то чтобы я могла определять, что нормально, а что нет, но никто из моих друзей никогда так себя не чувствовал. Возможно, повзрослев, многие мои сверстники поняли бы меня, поскольку сами уже могли бы ощутить чувство потери. Тем не менее, когда мне было пять, никто из близких не умирал, и ничто не могло спровоцировать подобное чувство беспокойства и вины из-за того, что нет возможности надлежащим образом завершить отношения. Странно, но в этой жизни мне редко удается сделать это как следует. Хотя смерть никогда не была в моей жизни преобладающим фактором, все же мои отношения с кем бы то ни было обрывались по большей части внезапно, особенно в юности. Стоит мне поцеловать кого-то на прощание, как я сделала бы это в любой другой день, – и назавтра этот человек уже исчезает из моей жизни навсегда. Так случилось с моим отцом и двумя молодыми людьми. Еще можно объяснить, как эти отношения привели к беспокойству по поводу расставания, но, как я уже сказала, подобное чувство возникло задолго до того, как произошли эти события.
Страх играет в моей жизни огромную роль, впрочем, удивительно то, что в редких случаях я могу попробовать преодолеть его и почти всегда преуспеваю в этом. Тем не менее, страх управляет мной. Страх и ощущение вины. Эти чувства могли появиться и в нынешней жизни, но я испытывала их еще до того, как столкнулась
