во внутренние помещения. Тут уж впору врубать радио и передавать печально знаменитый «Мэйдэй!»
…В ходовой рубке валяло так, что впору было привязываться. Рулевой Пошевеля, расставив ноги на ширину плеч, расклинился в своем пенале, пытаясь удержаться вертикально. Но внезапными кренами корабля его все равно время от времени уносило вбок. Спасал лишь штурвал, в который Пошевеля вцепился до побелевших костяшек. Сигнальщика Шубин давно убрал с крыши мостика, чтобы ненароком не потерять. Внезапно на ГКП открылась металлическая дверь. Ее начало так немилосердно лупить в переборку, что, казалось, она прошибет весь корабль.
Каждый шторм пожинает на кораблях свою жатву. Как бы ни готовил свою каюту ее обитатель к удару стихии, все напрасно. В шторм каюты представляют жалкое зрелище. По закону подлости обязательно мгновенно ослабляются все защелки на шкафчиках и рундуках, они разом открываются, и содержимое летит вниз. На палубу валится все, что было не закреплено, а что-то обязательно забывают закрепить. Вот и сейчас в каюте у помощника из шкафов вылетели центнеры журналов, инструкций и наставлений, каких-то гроссбухов и бланков. В кают-компании ездила по столу и валилась посуда, вестовой «на карачках» ловил ее по всей палубе. Но труднее всех пришлось коку и его помощнику. Вдвоем они еле удерживали свои лагуны и кандейки на плитах, чтоб те не съехали. Получалось плохо, горячее варево выплескивалось из-под крышек, шипело на раскаленном металле, обдавая коков паром. В довершение ко всему в одной плите что-то замкнуло, и она задымила. Пришлось вызывать электрика. Тот кое-как дополз до камбуза, но о ремонте не могло быть и речи. Плиту просто обесточили, чтобы хотя бы не дымила.
«Кострома» в очередной раз стремительно валится на борт и медленно, слишком медленно, скрипя всем своим шпангоутным скелетом, возвращается на ровный киль, чтобы почти сразу повалиться в другую сторону – и так же трудно, со скрипом и стоном, снова выпрямиться.
Что касается машины, там тоже не сахар – жарко и чадно, отчего тошнота подкатывается к горлу еще быстрее, чем наверху. На посеревших лицах мотористов большие капли пота, все тяжело дышат, сглатывают горькую тошнотную слюну. В проходе закреплено ведро – кому невмоготу, блюют туда, в остальном же все при деле, как и обычно.
По кораблю мечется лишь неутомимый снабженец Вовик Бочаров с вязанками вяленой воблы, которую раздает всем желающим. Следом за ним на карачках пробирается баталер с сухарями. Для кого-то вобла – лучшее средство от укачивания, для кого-то сухари. Вручая рыбу, Бочаров сам себя подхваливал:
– Вот он добрый какой, старший лейтенант Бочаров, кто о вас еще позаботится!
В ответ ему были только благодарные взгляды. На слова ни у кого уже не осталось сил…
Качавшемуся в командирском кресле в ходовой Шубину вдруг вспомнился отец, рассказывавший о том, как однажды в Индийском океане их корабль попал в «глаз тайфуна».
Вообще в последнее время он часто
