style="font-size:15px;"> – Эй, ты крушишь мою кухню? – встревожено прокричал Ру из комнаты. Как будто было что крушить. Я заглянула к нему:
– Нет, делаю отбивные.
На одутловатом, покрытом синяками лице сложно было разобрать какое-то выражение, но, по-моему, Ру был удивлен.
– Аа, ну ладно, – только и ответил он.
Ру умял мясо в мгновение ока.
– Илу, – сказал он, сменив гнев на милость и со вздохом откидывая голову на спинку дивана. – Кажется, у меня опять лопнула губа. Я никогда не ел ничего вкуснее.
Когда я, помыв тарелку, вернулась в комнату, то обнаружила Ру спящим сидя, откинув голову на спинку дивана. Я неловко постояла рядом с ним, разглядывая ссадины на висках, профиль изломанного носа, неаккуратные швы и гематомы на груди и животе. Ничего не заживало – так сильно Гарат измотал моего бывшего вожака. Мог бы убить. Может, и хотел убить, но Ру почему-то выжил.
Решив, что мне пора, я на цыпочках направилась к двери, но Ру хрипло пробормотал сквозь сон:
– Останься.
И, не дождавшись ответа, сгреб к себе подушки и, кое-как пристроившись на них, провалился обратно в сон. Пришлось остаться.
Он проспал до самого вечера. Я кое-как прибралась, стараясь не очень шуметь, сложила разбросанную одежду в кучу, собрала и выбросила осколки и обломки, поставила на предполагаемые места опрокинутую мебель. Ру проснулся в боевом настроении, обвел глазами некое подобие наведенного порядка и сразу же поковылял на кухню, бодрый, хоть и по-прежнему помятый. За эти несколько часов сна практически исчезли ссадины, пожелтели синяки, неплохо затянулись швы. В общем, мои отбивные пошли ему на пользу, чем я была очень довольна.
После того, как он прикончил остатки мяса, я взялась за перевязку и штопку. Было решено начать со спины, поскольку она по-прежнему выглядела ужасно. Перекиси не нашлось, так что пришлось обойтись кипяченой водой из чайника. На всякий случай я прокипятила и хирургическую иглу – Ру уже пользовался ею, когда самостоятельно зашивал те раны, до которых смог дотянуться. Дома я держала таких же несколько штук, они частенько были нужны во времена моей «своровской» жизни. Они валялись по всей квартире, и хорошо, если я хотя бы мыла их перед использованием – оборотню можно не бояться инфекции. Но в случае Ру я не была ни в чем уверена.
– А с рукой что? – осмелилась спросить я, стежок за стежком штопая рваные края еще сочащихся кровью ран, оставленных когтями Гарата и его дружков. Глубокие царапины выглядели пугающе по-человечески: свернувшаяся кровь, припухшая алая кожа вокруг – там, где не должно оставаться даже шрамов.
– Ключица сломана. Предплечье раздроблено, – отозвался Ру. – Отправлюсь к костоправу, как только заживут царапины. Может, еще не успеет срастись. У меня для него порядочно работы.
Я вспомнила, как мне ломали успевшую неправильно срастись кость ноги… Держали втроем. Самое отвратительное – это хруст. А ведь у Ру не только ключица сломана…
