к багажнику.
Подойдя, он положил на него мятую коричневую тряпицу, ту самую, которой до этого тёр машину, нежно разгладил её руками и жестом позвал женскую часть. Даже девочка захотела спрыгнуть с буерака к машине, но Шуба строго махнула рукой, и ребёнок остался стоять на месте.
С удивлением, я увидела, как Шуба, с трудом перегнувшись пополам, полезла под задние колёса машины и скрылась из виду.
«Господи спаси! А эта-то куда полезла? Никак, на себе поднимать машину собралась?!»
Я в ужасе затаила дыхание.
Но тут голова Шубы, размером с медвежью, из-за сползшего на глаза капюшона, показалась над багажником. Вслед за головой появилась и сама Шуба. Она, пятясь, выползла из-под колёс, разогнулась и принялась натягивать на руки серые и, явно не первой свежести, перчатки, извлечённые, по всей видимости, из-под «Ауди».
«Выходит, за перчатками лазала! А я-то что подумала!», – я облегчённо выдохнула, одновременно заметив, как обе-две женские половины встали в стойку у багажника, и как по команде, решительно положили свои рученьки на эту самую грязную тряпицу.
«Надо же! Толкать будут!», – поразилась я и иронично заключила: посмотрим, посмотрим, что из этого выйдет, без лопаты-то.
За это время парень успел открыть дверцу и снова сесть за руль.
Дальше, в течение десяти минут, он дёргал машину изнутри, нажимая на газ, а обе-две женские половины что было сил толкали её в попу, положив руки на эту самую грязную тряпицу и вдыхая клубы белёсого дыма из выхлопной трубы. Шуба-то – та хоть в перчатках была! А Щуплая – голыми руками совершала подвиг!
Затаив дыхание, совсем забыв о делах насущных, я наблюдала за происходящим, не в силах оторваться от бесплатного спектакля!
Тут стало заметно, что женские половины уже здорово подустали. Движения их тел становились всё менее решительными и напористыми. Наконец Шуба отошла от машины, сняла перчатки, а Щуплая вытерла руки о грязный снег пригорка и потом – о свою голубую курточку! Парень вылез из машины.
«Придурок, лопату возьми и правое заднее подкопай!», – снова мысленно обратилась я к водиле.
Однако, он не хотел меня слышать.
Именно, видимо, поэтому, некоторое время он туда-сюда бродил возле своей бедолаги «Ауди», теребя в руках всё ту же грязную тряпицу, словно надеясь вытеребить из неё подсказку или совет. Фигура его при этом окончательно надломилась, и буква «зю» перестала быть такой округлой, какой была изначально, и прямо кричала о своём отчаянии. Женские половины молча, и уже безучастно, смотрели на него. Девочка по-прежнему возвышалась над ними, стоя на буераке.
Но внезапно парень прекратил шатание, остановился, ударил себя по лбу – мне было видно, как он улыбнулся сам себе, – и направился к грузовичку.
Я могла лицезреть, как он открывает его дверцу, по пояс внедряет своё длинное тело в кабину и достаёт… ЛОПАТУ.
«Вот идиот! У него же
