деятельность, другие же вовсе от труда отказались, в отличие от работяг-утилитов интерьерные вели образ жизни праздный. При таком положении вещей их только и осталось что повесить на стену, предварительно хотя бы что-нибудь нарисовав, чтоб не просто так собирали пыль в помещении. На Эмму таращась глазели несколько картин, будет что обсудить на завалинке)).
Зазвонил телефон.
– Да, уже спускаюсь, – на этот раз Эмма ответила, за ней как всегда прислали машину.
Боб ждал внизу, у подъезда, бедный старик Боб, вся жизнь которого заключалась в бесконечных разъездах сколько бы не колесил, так похоже и не встретил никого лучше Эммы. Перебирая миниатюрным ножками, Эмма спустилась по лестнице, вышла на улицу, Боб распахнул перед ней дверцу, усадил в дожидающееся её кресло… и Ого! даже накинул на ноги плед, чтобы она не дай бог не разбилась в дороге! интересно чего в этом было больше: действительно заботы о ней или беспокойства за собственную шкуру – случишь что с ней по дороге, Бобу несдобровать. Ого-го! Эмма перехватила взгляд Боба и поспешно опустила глаза, устыдившись собственных мыслей. Боб по-прежнему, безнадежно был в неё влюблен…
***
Домчав до места, Боб мягко присел на рессоры, машина остановилась у конгресс-холла, столбами стоящие атланты свернули шеи наблюдая за тем, как Эмма, поднимаясь по лестнице, скрылась в залитой огнями зале. Улыбаясь в никуда, никому и всем сразу Эмма мягко ответила на чье-то приветствие. Публика собралась самая изысканная, самый джем. Женщины в бархатных, стелющихся шлейфом платьях, мужчины в разнообразных футлярах, на отшибе стояли несколько в монашеских одеяниях – кюве первого сорта, с плоским вкусом на подобного сорта мероприятия не допускались. Атмосфера была несколько пафосная, впрочем, как обычно. Над всеми возвышался внушительных размеров Соломон, редкий гость даже на таких мероприятиях. За редким исключением публика везде представляет собой сборище, но только не здесь – по долгу службы Эмма могла определить не только купаж, но и миллезим каждого – регион и год созревания записанные в паспортные данные. Заметив знакомого, Эмма направилась к нему, несколько мужчин прилипли к ней взглядом – на Эмме было крохотное черное платье (девушки её треста не носили длинных платьев), вокруг шеи каплевидной формы кольеретка, гладко зачесанная, желтая, как золото, головка, изысканный ремюаж – в таком виде можно было кому угодно разбить сердце, и каждая женщина только и ждет кто бы угодил в мышеловку.
Алекс приехал на вечеринку одним из последних, Эмма не сразу его заметила, публика, постепенно размораживаясь, в беспрестанном брожении наталкиваясь на старые, устанавливала новые знакомства, Эмма пока просто за ним наблюдала, через несколько минут ей казалось, что она знает его вечно, через четверть часа Эмме было наплевать,
