туда, потеряв последние границы дозволенного…
На дворе дело к лету шло, когда две красавицы, татуированные узорами, отоспавшись почитай два дня без продыху впервые вышли на прогулку совместную.
За Теремом был лес огороженный или роща священная, как именовала её Мать Медведица. Хотя для яриц она больше походила на сад ухоженный. Дорожки аккуратные тёсаным поленом выложены, цветы целыми полянами высажены. Ни ветки сломанной не найдёшь ни валежника. Земля в лесу ровная, словно вода в озере.
Только где-то в глубине ближе к частоколу высокому возле пруда сказочного возвышался странный холм в полтора роста человеческого, где по кругу ровному, со знанием дела колдовского огромные валуны были разложены.
Они на пару под ручку гуляли по лесу–саду чудному не в состоянии надышаться лесным воздухом. Гордые собой, то и дело на показ выпячивая узорные рисунки на руках да ногах босых перед встречными девками теремными.
Нагулявшись да себя «на показывавшись» они меж собой заговорщицки принялись перешёптываться, соображая, что их ждёт на круге следующем, чуя задницами щуплыми, что отдыхать им долго не дадут Матёрые.
Не дали. Верно, подметили. В одно утро прекрасное Райс проснулась сном довольная, потянулась в улыбке глаза размеживая и как «плетью нервенной» по лицу врезали, так её перекосило родимую.
На скамье сидела Любовь – третья Матёрая Терема. Рядом с ней две кутырки на подросте теремные, лыбились во весь рот радостью непонятно с чего переполненные да с восторгом глазея на проснувшуюся. «Началось», – подумала про себя рыжая, а у самой аж ручонки задёргались.
По знаку руки вековухи властвующей, кутырки вскочили с мест как ужаленные да накинулись на царскую дочь словно собаки натравленные.
Райс хоть и опешила от такого пробуждения, но сопротивляться не стала намерено. Кутырки на пару принялись за её космы рыжие. Они чесали их костяными гребнями, разбирали на пряди тонкие да каждую отдельно вычёсывали. Вынув откуда-то по клубку нитей из золота, принялись вплетать их в волосы распущенные.
Процедура показалась бестолково продолжительной. Мало того, что ярица осталась без завтрака, так ещё от безделья да постоянного сидения в одной и той же позе скрюченной, хотелось прибить этих дур криворуких да медлительных.
Даже опосля того, как они всё закончили, Любовь подошла, осмотрела их работу придирчиво, по-доброму пожурила, так без ругани, указала на ошибки мелкие… и заставила всё переделать! Там ей видите ли узел не тот вывели, там плетёнка «как бык поссал», а где-то вообще у них руки не из того места выросли. Ярица зарычала глухо словно зверь затравленный, понимая, что сидеть ей ещё тут до посинения.
Выпустили Райс лишь на обед, когда в котлы забили призывные. «В доску» измученную чрезмерным вниманием, злую как собаку и с руками чешущимися, кому-нибудь врезать коли ни «плетью нервенной» так кулаком наотмашь, чтоб не казалось мало от полученного.
