style="font-size:15px;"> – Сколько занимал времени уход за лошадью?
– Каждый день в 6.00 подъем и прямо на конюшню. Целый час драишь лошадь. Потом повел на водопой, дал овес или сена. К 9.00 идешь на завтрак. К нам на проверку в нашу дивизию Рокоссовский и Буденный приезжали. Буденного я не видел, а Рокоссовский мне за отличный вид лошади и экипировки благодарность через эскадронного передал. А в боевой обстановке, там вместе с конем спишь.
– Как обстояло дело с поставками фуража?
– Регулярно доставляли. Кроме того, специально в каждом взводе бричка была с овсом – это НЗ. У каждого кавалериста на седле две торбы с овсом, тоже НЗ. Только по команде можно было трогать. Но бывало, в наступлении особенно, жили на подножном корму.
– Трофейных лошадей доводилось использовать?
– У меня было две трофейные лошади. После госпиталя я своего Ваську потерял, дали трофейную. Сначала был Монгол, кавказская лошадка, но она пегая была, у меня ее забрали – по масти не подходила. У нас в эскадронах все лошади по масти были: вороные, гнедые, серые, белые. А на тачанках так, у нас в эскадроне четыре тачанки было, там на одной тачанке вороные, на другой пегие.
– Как, в части религия была распространена?
– Было, молились. У меня второй номер по ПТР креститься любил. Когда мы под сильный огонь попадали, всегда крестился. Он был из Западной Украины, без подготовки к нам в часть попал. Я ему как-то сказал: «Ну что ты молишься? Если судьба твоя живым остаться – останешься, а нет – погибнешь». Мать моя была лютеранкой, я как-то не молился, хотя верю, что у меня ангел-хранитель был, он меня и спас.
– Какое было отношение к пленным немцам?
– К немцам нормальное отношение, в штаб привели группу пленных, НКВД забирало. Мы пленных не трогали.
Климов А. (справа) и Гашута Николай (слева).
Польша, Тищево, июнь 1945 года
– Были ли на национальной почве разногласия?
– Ни в коем случае, там мы все были родные братья. Были у нас башкиры, казахи, удмурты, но никаких противоречий не было. По национальности никогда не называли. За это дело морду могли набить.
– Что самым страшным было на фронте?
– Страшно сразу было. Кланялся каждой пуле, каждому осколку. А когда понял, что кланяться бесполезно, то, что свистит, мимо пролетает, а твоя пуля, что попадет – ее ты не услышишь.
В г. Вюртемберге мы недолго стояли, Рокоссовский выпросил у Сталина наш корпус для защиты поляков от бандеровцев, целые деревни поляков вырезали. Так мы снова в Польшу пошли, вот когда возвращались, поляки нас отлично встречали, не хуже, чем на парадах. Когда пришли в Люблинский район, мой полк и мою дивизию расформировали. С бандеровцами наши 5-я и 6-я дивизии сражались. Меня отправили в 25-й кавалерийский дивизион, он готовился для войны с Японией. Нас должны были уже отправлять, но 3 сентября мы узнали, что японцы сдались. Наш дивизион расформировали, и оттуда
