саксофоне), но сны его вдоль и поперек исчерчены линейными уравнениями. Самый назойливый из снов выглядит так: Кристиан стоит у доски с мелом в руках – и пишет, пишет. Мел крошится, от него то и дело отваливаются куски, цифры выходят уродливыми и корявыми.
Такими же уродливыми оказываются и сами уравнения, в них нет ясности, легкости и красоты; Кристиан вот-вот схлопочет «неуд», все старания – псу под хвост.
И Кристиан даже знает, как зовут этого пса, но от этого не легче.
Одного пса недостаточно.
Есть еще две кошки, можно привлечь и их, но ведь изначально речь шла о линейном уравнении (данность сна)! А с кошками оно может трансформироваться в квадратное, или даже кубическое, или вообще обзавестись свинским трансцендентным числом на манер десятичного логарифма. А при таком раскладе решение уравнения с целыми коэффициентами невозможно в принципе – это математическая бессмыслица, чертовы кошки!..
Чтобы перестать топтаться у доски и крошить мел, Кристиану явно чего-то не хватает.
И это «что-то» наконец приходит – без всяких ухищрений и дополнительных усилий с его стороны: в виде бандероли с наклеенными на нее марками-раковинами. Марок не меньше десятка, все они повторяют друг друга, так что можно вести речь именно об одной марке. Об одной раковине. Остальное тоже представлено в единственном экземпляре:
у Шона один фотоальбом;
у Шона одна женщина-модель;
у Шона одна всепоглощающая страсть и другой не будет никогда.
Шон попал в западню любви, выхода из которой нет, но – даже если бы и был – кто станет его искать? Все только и мечтают о том, чтобы угодить в любовный капкан (Кристиан не исключение), но счастье улыбается лишь единицам.
Шонни и впрямь везунчик!
У него самая ослепительная жена на свете. У него самая красивая на свете дочь. Две его кошки совершенны, его собака состарилась так же благородно, как состарились великие актеры Голливуда. Как состарились апостолы Петр и Павел.
И по мере того как Кристиан переходит от одной альбомной фотографии к другой, проясняется скрытый смысл коротких sadness[1] монологов Шона: дело вовсе не в кошках, которым Шон желает вечной жизни, дело не в псе по имени Амаку. Их возможная вечность – всего лишь испытательный полигон. Модель. Проекция. Вечная жизнь животных все же короче вечной жизни людей. А именно этого страстно жаждет Шон: вечности для своих любимых существ, женщины и ребенка. И вечность здесь не синоним бессмертия, как может кому-то показаться.
Вечность – синоним безопасности.
С ними ничего не должно случиться. Ничего, что привело бы к страданиям и смерти.
Вечная жизнь исключает такие неприятные вещи, как разбиться в машине, вылетев на встречную полосу; погибнуть в авиакатастрофе; отравиться угарным газом; сгореть за считаные месяцы от неизлечимой болезни. Тот, кому уготована вечная жизнь, никогда не станет жертвой разбойного нападения, жестокого изнасилования, техногенной
Печальный (
