фраза бармена вытягивается в сознании Кристиана на многие мили: она похожа на дорогу, идущую вдоль побережья. С разными, иногда взаимоисключающими ландшафтами: там, где речь идет о музыке, дорога испещрена живописными скалами с островками девственного (мпинго? тамаринд?) леса. Там, где речь идет о красивых женщинах, и вид соответствующий – бескрайняя водная гладь и ослепительной чистоты белый песок. На нем просматриваются вещи, которые только красивым женщинам и могут принадлежать: легкие шарфики, полотняные сумки, соломенные широкополые шляпы, потерянные браслеты… И лишь в вотчине парней, подобных Кристиану, все мрачно и загажено, как на радиоактивной свалке; между ржавыми бочками бегают крысы, а озерца протухшей воды фосфоресцируют недобрым светом.
Бармен явно или совершенно бессознательно оскорбил Кристиана, унизил его до положения крысы, ведь крысы не нравятся никому. Даже играющие на саксофоне.
– Не думаю, что это хорошая идея, – сухо говорит Кристиан. – Играть джаз здесь.
– Я только предложил. И раз уж не здесь, то где можно тебя услышать? Ты ведь выступаешь не только в России?
Затевая пасторальную и безобидную на первый взгляд историю с карточкой Dasha, Кристиан и не предполагал, что она заведет его так далеко. Что одной-единственной ложью не обойдешься, что к ней необходимы пристройки, настилы и пандусы из другой лжи. Желательно сверхпрочной, водонепроницаемой, противоударной и еще черт знает какой, созданной из редко встречающихся в природе материалов по самым современным технологиям.
– Не только, – соглашается Кристиан, чувствуя, как соскальзывает в бездну. – В Европе я выступаю тоже.
– Наверное, и диски есть?
– Да. Как раз недавно вышел диск.
– Подаришь? Раз уж мы почти друзья?..
Когда это они успели стать друзьями? – вшивый бармен из вшивого третьесортного заведения откровенно издевается над Кристианом. Глумится.
Не забывая при этом ощупывать цепким взглядом его лицо.
– Я возьму? – наконец-то решается Кристиан, занося руку над стойкой и протягивая ее к фотографии Dasha.
– Да-да, прости. И то правда – такую женщину как-то не хочется выпускать из рук.
– Я знаю. Но это – моя женщина.
Простота, с которой последняя фраза вываливается изо рта, кружит Кристиану голову: на секунду он чувствует себя летательным аппаратом, парящим над водной гладью, над белым песком. Еще хранящим память, но не обо всех красивых женщинах — только об одной.
К забытому браслету прибавляются небрежно брошенное на песок платье (фисташкового цвета), цепочки собачьих, кошачьих и детских следов. Особенно хорошо они просматриваются у полосы прибоя, где песок достаточно тверд. Следы хаотичны; местами сплетаются, чтобы тут же отдалиться друг от друга: словно собака, кошки и ребенок метались по берегу в поисках… чего? кого?
Той, кто оставил платье фисташкового цвета.
Странное дело, в хаосе следов неожиданно обнаруживается
