на друга так, как не глядят иные очумевшие от гормонов подростки. И хотя, по идее, это должно было заставить меня блевать, мне нравилось, что они так влюблены.
Когда Садс была маленькой, они хипповали и жили на заброшенном складе – художница и плотник. Для меня они всегда были самыми крутыми предками в мире, с которыми можно говорить о чем угодно. (Возможно, они стали такими потому, что Сэйди в свое время поддала им жару, тем самым выбив из них остатки родительской принципиальности.)
Поэтому когда я сказал вернувшейся из галереи маме (ее зовут Дафна), что сегодня пойду гулять и не знаю, когда вернусь и чем буду заниматься – не исключено, что чем-то противозаконным, хоть и не уверен на сто процентов, – она ответила:
– Ага, приключения? Круто. А я уже начала волноваться. В твоем возрасте Сэйди уже трижды арестовывали, и ты только посмотри на нее сейчас.
– Спасибо, мам. Так и знал, что ты меня поддержишь.
– Во всем, кроме убийства и ввода наркотических веществ через вену.
– О, спасибо, что предупредила, а то я как раз хотел попросить денег на передвижную нарколабораторию. Уже несколько месяцев работаю над этим проектом.
– Без проблем, крошка. Составь бизнес-план, и я взгляну на цифры. А тебе сегодня не понадобится экстренная транспортировка с места преступления?
– Пока не знаю. Попозже скажу, ладно? Вернусь не поздно. Но вы ложитесь, не ждите.
– Если не буду подходить к телефону, просто позвони в полицию – они тебя подбросят. А мы с папой соврем, что весь месяц будем держать тебя под домашним арестом.
– Спасибо, мам.
Она чмокнула меня в лоб.
– Короче, все-таки постарайся ни во что не ввязываться, окей? И, если надо, звони, ладно?
– Будет сделано.
После этого день шел как-то слишком медленно, а потом, за пару минут до заката, резко ускорился. Вдруг стало темно, и вот я уже иду к выходу, кричу предкам «пока» и думаю, что сказать, о чем спросить Грейс, чтобы не молчать. В ее присутствии я почему-то всегда язык проглатываю, а мозг превращается в пустую черную яму, где нормальных мыслей не сыщешь даже с фонариком.
Машина Грейс испарилась, как и в предыдущие два дня, когда я сам себя подвозил. Я встал у почтового ящика и стал ждать, поеживаясь от внезапно похолодавшего вечернего ветра. А минут через пять краем глаза уловил какое-то движение. В конце нашей улицы возникла темная фигура и поманила меня в темноту. С моего места я не видел лица зовущего, только его странно широкие плечи. С таким широкоплечим товарищем не очень хотелось идти в темную подворотню. Я не пошевелился, и тогда он активнее замахал рукой и тростью, и я понял, что это Грейс. Я побежал к ней, застегивая куртку на ходу. Подойдя ближе, увидел, что она опять в мужской одежде, но на этот раз сверху у нее накинута еще футбольная куртка, которая была велика ей на несколько размеров. Она могла бы носить ее как платье. Неужели она
