style="font-size:15px;"> Но горе мамы было неподдельным.
Глава 3
Дача с пианино
Суровая бабушка
Первый роман
Весной 1952 года Борис Михайлович с двоюродным братом, у которого имелся старенький мотоцикл, по каким-то делам поехали по Дмитровскому шоссе в Подмосковье. Там они то ли приняли лишнего на природе, то ли просто заплутали, но вдруг обнаружили, что катят по неведомой лесной дорожке. Вместо испуга их охватил азарт: куда это мы так примчимся?
Примчались они в поселок Новоалександровский, что раскинулся близ Клязьминского водохранилища. Борису Михайловичу здесь сразу понравилось, и он решил узнать, нельзя ли снять на лето дом для семьи. Опять-таки и рыбалка под рукой. Вернувшись поздно вечером домой, он сообщил жене, что с дачей все «аляфу-люм», и надо скорей сказать теще, чтобы готовилась к отъезду с внуками.
С тех пор до самого 1966 года Аллу с Женей под присмотром Александры Кондратьевны родители отправляли на все лето в Новоалександровский. Жилье снимали у местных тети Кати и дяди Семена – те растили сразу трех дочерей. (По иронии судьбы, после того как Борису Михайловичу объявят приговор, его отправят на исправительные работы в город Долгопрудный, что всего в пяти километрах от дачи.)
Александра Кондратьевна очень быстро освоилась в поселке, и все «аборигены» почитали ее за местную. При этом бабушка прославилась на всю округу своей житейской мудростью, и потому чуть ли не каждый день кто-нибудь из сельчан приходил к ней за советом. Александра Кондратьевна с удовольствием высказывала свои суждения по любым вопросам, включая Карибский кризис.
Вместе с Аллой из дома на грузовике приезжало и пианино «Циммерман»: каникулы каникулами, говорила мама, но музыка отдыхать не может.
В самом начале лета почти никого из дачников еще не было. Алла с Женей томились ожиданием, с хохотом вспоминая их забавы прошлого года. Они бродили по поселку и вызнавали, когда должен приехать Димка, когда Ленка… Ни с кем из этих ребят они в Москве не виделись, это были «люди из лета», как окрестит их сама Пугачёва.
Впрочем, даже когда собиралась вся их летняя компания, Алле не дозволялось слишком беззаботно проводить время. Каждый день не меньше трех часов она должна была отработать за фортепьяно.
«Бабушка держала меня в черном теле, – спустя много лет будет вспоминать Пугачёва. – Все шли на танцы, а мне это запрещалось».
Но сдерживать эмоции Аллы постоянно было невозможно. Отыграв Шопена и Чайковского, она выбегала на улицу к ребятам, которые приветствовали ее очередное обретение свободы восторженными криками. Они неслись к водохранилищу, пристани Троицкой. Там были пляж, «зона отдыха» и маленькая эстрада-«ракушка», некогда возведенная здесь как лишнее доказательство «культурной революции» на селе. Алла выскакивала на ветхую сцену и дурашливым голосом объявляла начало представления: «Сейчас вы увидите театр… Театр Аллы Пугачёвой!». Ребята с хохотом носились
