и показал рукой на окно.
– Опускаются электронные шторы, – объяснил он, – и окно превращается в экран.
– Какой-то маленький центр управления, – пожаловался кто-то, и экскурсовод насупился.
– Отсюда, – с непонятной гордостью выдал он, – можно осуществлять одновременный контроль за четырьмя полетами! Есть также места для двух операторов, – экскурсовод подошел к высокому креслу, похожему на стоматологическое, и уперся рукой в подлокотник, – которые могут взять на себя полное управление кораблями и непосредственно из центра произвести взлет или посадку.
– Нейроинтерфейс! – послышался шепот за спиной.
Я прошелся между рядами офисных столов, игнорируя настойчивое «ничего не трогайте» экскурсовода. На тонких вогнутых мониторах были заметны пыль и отпечатки пальцев, огромные эргономичные клавиатуры из двух составных блоков, которые давно уже сняли с производства, потемнели от грязи, а надписи на большинстве кнопок стерлись. На столе виднелись следы от кружек с кофе, хотя все личные вещи были предусмотрительно убраны.
Экскурсовод вновь рассказывал о «Пульсаре-12», и даже самые преданные его слушатели заскучали.
Я остановился у кресла оператора – непритязательного на вид, с высокой спинкой и длинными подлокотниками, выглядевшими так, словно к ним приковывали руки. Практические занятия начинались у нас только со второго курса, а до этого мне довелось лишь пройти тест на подготовительных, на котором проверялась способность работать с нейролинком. Впрочем, тогда я ничего не почувствовал, кроме покалывания в висках. Однако сейчас передо мной стоял настоящий терминал, пусть и похожий на рабочее место захудалого дантиста – это был нейроинтерфейс, оператор которого мог выполнять сотни сложнейших действий за микросекунды.
– А можно сесть? – спросил я, прервав тоскливый рассказ экскурсовода об институтском беспилотнике.
Экскурсовод осекся и удивленно посмотрел на меня.
– Вообще мы не должны ничего трогать. К тому же терминалы отключены. Это просто кресло.
– Тогда и бояться нечего, – пошутил я. – Раз отключено, значит точно ничего не испорчу.
Экскурсовод покачал головой.
– Уверен, вы найдете способ! Нет, в самом деле. Это обычное кресло. Посидите, если хотите. Но я вас настоятельно прошу, не трогайте ничего. Вообще ничего.
– Хорошо, – согласился я, но не торопился садиться.
Перед пыточным креслом стоял массивный компьютер в форме триптиха больнично-белого цвета. На левом крыле триптиха выстроились в ряд грубые тумблеры, обозначенные цифрами, а справа тянулись в несколько рядов кнопки с выгравированными на них буквами – как клавиатура в неправильном, алфавитном порядке. Центральная часть терминала представляла собой решетку с широкими прорезями, в которых неприятно поблескивало что-то черное и плотное, как застывший мазут.
Раньше операторов заставляли надевать тугой обруч, который тисками сдавливал
