выполнить задание. Даже перевыполнить. Но есть ли в этом заслуга императора, еще вопрос…
Стали подавать десерт, юбиляр распоряжался, Божена убежала на кухню. Пользуясь ее отсутствием, хозяин как бы случайно подсел к гостю и забормотал интимно:
– Дочка сказала, что вы с ней большие друзья… Я рад… Она у меня очень хорошая, только характер сложный… Не обижайте ее…
Великому ритору оставалось лишь молча склонить голову. Но ситуация начинала его смешить, и он заметил пану Кшиштофу, подбирая слова:
– Очень приятно, когда в незнакомом городе сразу находятся большие друзья.
Бравый поручик захохотал и, одобрительно похлопав Киннама по плечу, вернулся на свое место. Потом пили за «великую победу», за приближающееся Рождество и за боженину школу… Когда запели польские песни, Киннам почувствовал, что начинает отстраняться от реальности. Слов он уже почти не понимал да и не хотел понимать. Великий ритор удобно устроился в кресле – со стороны это выглядело так, что он привалился к деревянной ручке и слегка опустил голову в глубокой задумчивости. Мысли роились, двоились, путались. С каждой минутой Киннам всё меньше понимал, как его занесло в этот холодный город, в унылый каменный лабиринт, что делают эти люди вокруг, чего добиваются… Какой-то мираж. Но всё это ради Роксаны-Анастасии, это она завела сюда увлекшегося исследователя, незримо поджидала за каждым углом, грозила пальцем… А мгновениями Киннаму чудилось, что здесь вовсе не так плохо, что мираж, наоборот, вся его прежняя жизнь: Афины, Константинополь, несущиеся колесницы… Что вообще-то можно жить и здесь. Сидеть в кафе над Вислой – летом наверняка будет тепло и уютно, – писать романы, потом идти в Ягеллонскую библиотеку, погружаться в архивную пыль, завести новые знакомства… Не быть привязанным к ректорскому креслу и не ездить на Золотой Ипподром, по утрам здороваться в столовой с Божениным папой…
При этой мысли Киннам вздрогнул и встряхнулся: чего только не придет в голову! Он явно перебрал сегодня, надо попросить кофе и собираться, всё равно византийский гость в блестящем палатии уже никого не интересует… Разве что фазана? Птица на комоде, кажется, повеселела и смотрит теперь приветливее, разводы на потолке сливаются в смешные рожицы… Он симпатичный, пан Кшиштов! Сущий ребенок: стоит во главе стола, раскрасневшийся, пышущий вдохновением и боевым задором, в руке обнаженная шашка, с ее помощью поручик пытается дирижировать нестройным хором… Но где же Божена и… где то, за чем он сюда пришел?! Киннам резко выпрямился в кресле и тут увидел девушку: юная панночка легко опустилась рядом и шутливо постучала пальцем по расшитому обшлагу.
– Господин Киннам, не угодно ли вам взглянуть на распечатки?
Разумеется, угодно! Кухня, куда они отправились, располагалась недалеко от гостиной. Войдя, Феодор обостренно почувствовал запах табачного дыма, кислого хлеба и плохо вымытого пола.
– Откройте, пожалуйста, форточку, –
