время.
– Все правильно. Поэтому виновных нужно судить по всей строгости нового закона и – в этом суть и отличие – судить сразу.
– Расстреливать, что ли?
– Этот вариант тоже рассматривается. Преступные намерения возникают только при убежденности в безнаказанности. Или в слабом наказании, которого сейчас не боятся.
– А перебежавших дорогу? – жена посмотрела на меня сверху, как кот на жирного хомяка. – Они тоже нарушают закон. Их тоже расстреливать?
– Почему сразу расстреливать? – скривился я.
– Сажать?
– Зачем транжирить народные деньги на суды и тюрьмы? Лучше давить на месте. Закон един для всех. Жить надо честно и не мешая другим. Что может быть лучше такой свободы? Люди устали бороться или бояться, они поддержат все, что приблизит их к безопасности.
Приподнявшаяся ножка Людмилы захлопнула недовольно булькнувший ноут, прожужжавший на прощание что-то обидное и наверняка неприличное.
Калейдоскоп идей сломался и осыпался грустными осколками.
– Зачем? Я не закончил…
– Позволю себе напомнить, я – твоя жена. – Ободок материи в руках супруги взметнулся к поясу. – И у тебя имеются кое-какие обязанности.
Вид снизу был великолепен. Людмила понимала, что делала, как делала и зачем делала. Если встала так, чтобы взгляду некуда было деться…
Но понимала она и то, что все женские хитрости я вижу насквозь. Это выводило ее из себя. Впрочем, не настолько, чтобы идти на попятный.
– Если бы ты дала мне еще пять минут… – обреченно начал я.
– Они превратились бы в час, затем – в день, затем – в неделю.
В общем, Людмила сумела вырвать мое согласие. Как всегда. Лаской и уговорами, моральным кнутом и аморальным пряником. В этом она была дока. Прошло немного времени, потраченного на окончательное развеивание надежд, и мне пришлось одеться сообразно моменту и обменять счастливую нирвану всепонимания на прокуренную дурноту популярного ночного клуба.
Темнело, где-то на горизонте паслись задумчивые тучки, но затянутое небо – это у нас в порядке вещей, дождя в ближайшее время можно не бояться. В ожидании такси Людмила поеживалась в легкой блузке и короткой юбке, на меня косились ее злые глаза: «Только вякни что-нибудь по этому поводу!» Для женщины показать, что у нее красивые ноги – одно из высших удовольствий. Пусть порадуется, хотя мне на нее смотреть больно.
Подъехала вызванная машина, мы сели на заднее сиденье. За окном понеслись серые многоэтажки, затем кварталы столь же серого частного сектора с вкраплениями цветных коттеджей, затем снова многоквартирные дома, окружившие остовы заброшенных заводов – эти несколько металлообрабатывающих предприятий когда-то располагались на окраине, но город разросся и просочился вокруг них, как песок сквозь пальцы. Часть корпусов превратили в торговые и офисные центры, остальные ждали своего
