дымя сигаретой, наблюдал за ним и с сожалением думал о забытой в кабинете бутылке. Она была бы кстати – или приложиться, или разбить об голову утреннего гостя.
Сорокадевятилетний Леонгард считался светилом медицины – когда-то, еще до Рождества, он был главным врачом лучшей в городе больницы. Сейчас больница, оставшаяся почти без врачей и пациентов, стояла в запустении, а Леонгард работал в правительственных лабораториях. Он занимался экспериментами, о которых Ланн знал лишь, что они курируются Кабинетом министров и связаны с «крысятами». Выбрав их объектом исследований, Леонгард урвал солидный куш и теперь в деньгах не нуждался. Это было крупными буквами написано на открытом, ухоженном лице.
С Рихардом он был знаком еще до времен Охоты. Намного раньше, но вспоминать не хотелось. Доктор раздражал до зубной боли – вечной улыбкой, опрятной одеждой, густым басом и привычкой растягивать слова. Но больше всего Ланн ненавидел его, конечно, не за это. Другое выделяло доктора, незримо ставя в сторону от озлобленных, потерянных граждан. У Леонгарда была дочь. Дочь из «крысиного» поколения. И он не опасался никакой заразы, в то время как…
– Пришел поговорить о «крысятах». – Леонгард опустился на стул. – Мой друг…
Рихард быстро переглянулся с Карлом: тот усмехнулся и дернул плечом. Ни о каких других вещах этот тип с ними не говорил. Ланн нахмурился, продолжая неприятные размышления, и затушил сигарету.
Дочь Леонгарда была ровесницей Вэрди. Тоже не росла и наверняка не могла иметь детей; посторонние считали ее вовсе не ребенком, а содержанкой доктора. Между ней и «крысятами» зияла пропасть, потому что в Рождество четырнадцатилетней давности Леонгард не умер. Причин знаменитый врач не нашел, хотя занимался вопросом до сих пор. Дочь же он спрятал от пристального внимания и ставил эксперименты на других.
– Что же вам угодно? – отстраненно спросил Рихард. – Они что-нибудь у вас украли? Я уже поставлен в известность об инциденте на вашей свалке.
Некоторое время Леонгард ощутимо колебался и пытался проанализировать, каким тоном произнесено слово «свалка», наконец все же ответил:
– Можно и так сказать. Я видел их на развалинах бывшей лаборатории. Помните, той, которую разбомбили дети с реки?
Ланн кивнул, потом добавил:
– Не думал, что там валяется что-то ценное. Они искали какую-нибудь утварь.
Леонгард вздохнул.
– Там есть опасные обломки образцов. Проводилась зачистка, но, к сожалению, остались некоторые изобретения, к которым…
– Дети их не соберут в жизни, – хмыкнул Ланн. – Если вы опасаетесь именно этого. Но если вам хочется, я наведаюсь в известные мне «норы» и припугну «крысят», чтобы больше они к вам не совались. Уверен, они найдут места, где валяется мусор получше.
Рихард надеялся, что теперь-то беседа кончится: формально он свой долг исполнил. Но чутье подсказывало, что все не так просто, и будь проблема такой мелкой, Леонгард не притащился бы сам. Ланн не ошибся, но, несмотря на это, следующие слова стали для него
