должна быть какая-то веская причина? – произносит Смоленский, по-прежнему пристально глядя в мои глаза. – Может быть сперва, сразу после аварии, она и была, не отрицаю. И я тебе о ней уже говорил. Но потом… – умолкает, заносит руку, явно собираясь убрать выбившуюся из причёски прядь с моего лица, но так и не дотрагивается, замирает ненадолго, и продолжает совсем тихо: – Может быть мне просто это очень надо? И я нуждаюсь. Побыть. Рядом. С тобой. Ещё. Хотя бы раз.
То ли в его словах совсем нет никакой логики, то ли у меня с рассудительностью полный побег… Не понимаю, что происходит. Он всё ещё не прикасается. Смотрит на меня так, будто ждёт чего-то ответного. А у меня всё внутри буквально вопит: “Да прикоснись ты уже!”. Но то, конечно же, остаётся глубоко-глубоко в закромах моего разума. На деле же я просто-напросто улыбаюсь. Настолько язвительно, насколько хватает моей выдержки.
– Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой, – комментирую услышанное. – А я не настолько наивна.
Мне бы воды. Желательно, максимально холодной. А то очень жарко. Пить не обязательно. Несколько литров, со льдом, сверху на голову – вот, что действительно помогло бы. Глядишь, тогда бы не столь напряжённо чувствовалось… всё.
– В таком случае, просто ешь свой ужин, золотко, – спустя небольшую паузу, отзывается Тимур. – И не провоцируй меня больше.
Да кто ж его провоцирует?!
Сам… Ненормальный!
– Я просто собиралась выпить ещё одну таблетку, – ворчу уже вслух, вновь сосредоточившись на сумке.
Никакого волшебства, конечно же, не происходит. Обезболивающего внутри клатча, как не было, так и не появляется.
Нет в этой жизни счастья, однозначно!
С мыслью о последнем, грустно вздыхаю.
– Голова болит, – произношу, заметив мрачность на лице Смоленского. – Последние сутки выдались бессонными.
Явно ведь снова меня в наркоманских пристрастиях подозревать начал.
– Могу предложить аспирин, ничего другого в здешней аптечке нет. Но вряд ли он тебе поможет, учитывая, что ты пила до этого, – отзывается брюнет. – Впрочем, уровень окситоцина в твоём организме можно поднять и другим способом, – задумывается о чём-то своём.
О чём именно он там размышляет, поинтересоваться не успеваю. Мужчина придвигает одну из тарелок ближе к нам, после чего подцепляет порцию пасты на вилку и нагло запихивает мне в рот. А на мой возмущённый взгляд снисходительно поясняет:
– Если так и будешь болтать, мы и до утра отсюда не выйдем.
В чём-то он прав. Но я не поэтому молчу. Жую я до сих пор. И даже не особо упираюсь, когда окончательно обнаглевший Смоленский продолжает кормить меня дальше, не забывая и о себе. Ведь начать сопротивляться – значит, добровольно прикоснуться к нему. А у нас же вроде как договорённость о дистанции. Хотя, скорее всего, это я собственную совесть таким образом успокаиваю. Тем более, что…
– Я
