пусть будет красивый каменный спуск, по которому гуляют дамы и кавалеры.
Синий камушек в детской руке…
Да-да, Тая знает, что янтарь не бывает синим.
И что дивного города нет, а есть Пьяная гавань, где на рейде качаются чужие баркасы. Тут много таких.
Но, если хочешь увидеть чудо, кто может тебе помешать?
Синий янтарь подмигивает солнечным бликом.
…В каюте тесно. Смуглый человек, раздетый по пояс, пьет тепловатую воду. Он прибыл из жарких стран, но северная духота невыносима. Он смотрит на камень, похожий на синий янтарь, и прячет поделку поглубже в мешок, пока кто-нибудь не зацепил жадным глазом.
Перед тем, как пропасть, камень пускает блик за иллюминатор, к маленькому, как полушка, северному солнцу.
Солнце ловит привет и несет его дальше, играя барашками в Маркизовой луже, причесывая метелки травы, торит тропинку из гавани прочь, в сторону улицы Благовещенской.
Солнечные зайцы скачут по окнам. Один, неосторожный, прыгает в хрустальный шар, лежащий на подоконнике.
Хозяйка, стоящая у окна, прикрывает глаза. Под веками свет, секундное головокружение.
Предчувствие – что-то грядет. Трет виски, наваждение исчезает. В приемной – клиент, а значит, дело не ждет, божечки, опять работать…
Перед тем как спрятаться за облака, солнце успевает залить мягким светом утоптанный двор, мазнуть ласковой кистью по носам и щечкам воспитанниц в белых пелеринах, и – прощальная шалость – забраться под очки мадам директрисы.
Директриса щурится, сжимает губы, и пристыженное солнце исчезает за облаками.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Вода в реке журчит, прохладна,
И тень от гор ложится в поле,
и гаснет в небе свет. И птицы
уже летают в сновиденьях.
А дворник с черными усами
стоит всю ночь под воротами,
и чешет грязными руками
под грязной шапкой свой затылок.
И в окнах слышен крик веселый
и топот ног, и звон бутылок.
Корабль уродов, где твой штурвал и снасть,
Я так боюсь упасть в морскую воду.
История и фортуна
По двору гимназии, высоко подбрасывая колени, спешил историк Данила Андреевич. Под любопытными взглядами воспитанниц переходил с неприличной рысцы на шаг, но и эта походка не добавляла ему благонравия. Даже сюртук надеть позабыл – манишка под суконным жилетом сбилась на бок.
Директриса поджала губы.
Страус облезлый, а не педагог. И эта его борода…
Целый учебный год, собрав в кулак всю кротость, мадам Вагнер наблюдала, как бакенбарды историка робко, словно молодые побеги, тянутся по угреватым щекам
