которые так и норовили с налету укусить либо под коленку, либо в шею, через лес дошли до остановки. Автобус, конечно, по расписанию не пришёл, но опоздал не более чем на пятнадцать минут.
Был он переполнен, мутная жара вязко дышала от задней двери до передней. Папа открыл люк, и сразу какая-то тётка закричала противным голосом: «Эй, закройте! У меня ребенок потный!» Сашенька почему-то запомнила этот крик, этого «потного ребенка». Запомнила, что она смеялась и никак не могла остановиться, хотя папа с мамой хмурили брови и шептали, что смеяться неприлично.
Потом они бродили по Серпухову, вверх и вниз по его улочкам, любовались открывающимся видом, пили квас из жёлтой бочки на площади. Потом пошёл дождь, и папа с мамой всё никак не могли открыть молнию у сумки, чтобы достать зонтики. И они вымокли почти насквозь, пока наконец не достали те треклятые зонтики. Но им было смешно, все смеялись.
А потом папа решил, что ему надо позвонить на работу и узнать, всё ли там в порядке. Он зашёл в телефонную будку, но автомат не хотел соединять с Москвой, а только съедал одну за одной монеты. Наконец какая-то женщина, проходя мимо, сжалилась и посоветовала сходить на телеграф, где установлены междугородние автоматы.
– Вам же в Москву? Ну правильно, в Москву – это межгород.
Это казалось странным. Они прошли остановку пешком, нашли телеграф. Дождь закончился, и пахло сладко и тепло. Сашеньке кажется, что она и сейчас ощущает тот запах. Они остались с мамой снаружи, ходили вдвоем под ручку, высоко поднимая коленки, и смеялись от того, что лето, хорошо и все вместе.
Сашенька помнит, как папа спустился со ступенек и почти побежал к ним. А они ушагали уже далеко, в дальний конец длинного серого дома, на углу которого располагался телеграф.
Он спешил к ним, и Сашенька и мама чувствовали, (нет, предчувствовали!), что сейчас произойдёт что-то неприятное.
– Что-то случилось, Гена? – спросила мама.
– Егорий лютует, – коротко ответил отец.– Мне надо в Москву. А вы поживите ещё недельку. Сашке тут хорошо.
Папа не стал возвращаться за вещами, оказалось, что самое важное – документы – у него с собой, а остальное «бог с ним». Сашенька с мамой проводили его до вокзала, где он сел в первую после перерыва электричку. Двери за ним закрылись. Электричка свистнула и деловито застучала колесами на стыках.
Они остались с мамой одни. Опять накрапывал дождь. На остановке народу совсем не было. Автобус только что ушёл. Расписание осталось у папы в блокноте, но мама и так помнила, что следующий только через полтора часа. Они побродили по городу, а потом зашли в кино, купили билеты и попросились после начала сеанса в зал. Шла какая-то советская картина о милиции, но Сашеньке не хотелось смотреть, она сдерживалась, чтобы не заплакать. Ей казалось, что и мама сдерживает слезы. Они не досидели
