очень хорошо. Я как раз то же хотел сказать, что служить ли старостой, сборщиком податей, венчаться ли в церкви – всё это человек должен решать сам и выполнять это, сколько позволяют силы. Я особенно ясно понял, что нужно стремиться к достижению идеала по своим силам, но не нужно умалять его. Допускается жениться и половая жизнь с женой, но можно подняться выше этого и относиться к женщине так, как брат к сестре. Допускается, что собственность можно иметь и защищать, но человек может и совсем отказаться от собственности.
Я говорю в том смысле, что это и легче; говорю против возражений, что это трудно.
– Мало вы у нас бываете, – сказал Л.Н., когда я стал прощаться, – оставайтесь обедать с нами. Вы пешком пришли? Ну, вот и прекрасно! А ночи теперь лунные…
Приехал к Толстому молодой человек, но показался ему неопределенным, и он послал меня к нему. Оказалось, что он – приказчик магазина шапок, читал произведения Л.Н. и не хочет служить на прежнем месте, так как, торгуя, должен обманывать; приехал издалека, из Екатеринбурга, посоветоваться, каким бы ему заняться другим трудом, более свободным и честным.
Я с записочкой отправил его в Телятинки переночевать. За обедом рассказал о нем Л.Н. Он высказал радость, что Ч., молодой человек, оказался «довольно милым». Татьяна Львовна вспомнила, что у крыльца утром стоял еще какой-то мальчик, с «таким нехорошим лицом».
– Хуже твоего? – спросил Л.Н.
– Хуже! – смеясь, отвечала Татьяна Львовна.
А нужно сказать, что у Толстого есть привычка, когда кто-нибудь из домашних называет другого глупым, нехорошим, всегда спрашивать у называющего: «Глупее тебя?», «Хуже тебя?» – и этим обычно смущать его. Так он спросил и теперь.
– У него не то чтобы некрасивое лицо, – продолжала Татьяна Львовна о мальчике, – а прямо нехорошее, как бывает у человека, который пьет, курит…
– Недоедает, – добавил Л.Н.
Когда Толстой сел с Сухотиным за шахматы, Мешков и Татьяна Львовна расположились рисовать их. Татьяна Татьяновна выпросила у меня карандаш и тоже уселась за стол «рисовать дедушку». Ее старший брат, гимназист Дорик, перерисовывал картинку с какой-то открытки. Я тоже уселся в углу и оттуда стал срисовывать работающего Мешкова, Л.Н. и Сухотина.
Внезапно Л.Н. встал и пошел ко мне: его партнера вызвали зачем-то вниз. Я хоть и поспешил отодвинуть рисунок, но он увидал его, наклонился и усмехнулся. Пока там изображен был лишь Мешков (или его подобие) со своей кудлатой головой.
Ушел я домой перед чаем, в девять часов. Действительно, была светлая, прекрасная лунная ночь.
14 марта
К нам в Телятинки приезжал Л.Н. в сопровождении Душана. Не слезая с лошади, он поговорил со всеми нами, высыпавшими на двор, и уехал обратно. Белинькому сказал, что он будет хлопотать через графа Олсуфьева о Молочникове, которого только что арестовали в Новгороде и в судьбе которого Белинький, как близкий друг его, принимал большое участие[16].
15 марта
Отнес Л.Н. книжку
Владимир Айфалович Молочников, отсидевший год в тюрьме за распространение запрещенных сочинений Толстого, в марте 1910 года был вновь арестован.
