она позабыла, что собиралась после работы пойти с мужем в магазин, и на миг растерялась, увидев его имя на экране зазвонившего мобильника. Василий уже ждал внизу, у дверей института. Дарья попрощалась с коллегами – перед Рождеством был укороченный рабочий день, и они тоже собирались уходить, – и быстро посмотрелась в зеркало у двери: всё как обычно, только чуть больше румянца на щеках… Заметив краем глаза, что Алхимик тоже направляется к выходу, она поскорей выскользнула из лаборатории, почти бегом полетела по коридору… и едва не сбила с ног старичка в белом халате. Он как раз вышел из бокового коридорчика, Дарья задела папку у него в руках, и та со смачным шлепком упала на пол.
– Ой! – Дарья притормозила и бросилась поднимать уроненное. – Простите, пожалуйста!
В этот момент из лаборатории вышел Ставрос и направился в их сторону. Дарья поскорей вручила старичку папку, с досадой подумав, что поговорка «поспешишь – людей насмешишь» решила оправдаться как нельзя некстати.
– Куда ж вы так торопитесь, красавица? – Старичок покачал головой, взглянув на нее поверх аккуратных очков. – Как ни беги, от судьбы не удерешь, поверьте человеку с солидным жизненным опытом!
– Спасибо! – брякнула Дарья и, кивнув в знак прощанья, устремилась к дверям на лестницу. Почему-то было очень досадно от того, что Алхимик видел эту сцену и даже, наверное, слышал разговор…
– Привет! Ты чего такая запыхавшаяся? – удивился Василий, когда она вышла из института.
– Не терпелось тебя увидеть! – улыбнулась она, беря его под руку. И почувствовала легкий укол совести. На самом-то деле она бежала вовсе не к мужу. Надо называть вещи своими именами: она убегала от Алхимика. От его пристального взгляда, от фраз с подтекстом, от колдовского голоса, от… Она вспомнила, как изящные пальцы коснулись спинки стула рядом с ее рукой, и почувствовала, как по спине побежали мурашки. Вот наказание! И ведь никому не расскажешь и ни с кем не посоветуешься, что тут делать… Или, может, это знак, что надо увольняться из лаборатории, от греха подальше?..
«Если я сейчас уволюсь, то никогда не узнаю, что всё это значило и почему он говорил мне такие вещи, – подумала она. – Что он имел в виду? Какой странный человек! Молчит, молчит, а потом как скажет… Не может же он знать о том, как мы с Василем объяснились и о чем я в тот день думала! Значит, он имел в виду другое. Только как же с ним об этом заговоришь?..»
Когда они с мужем уже стояли в мясной лавке, ожидая, пока им взвесят и упакуют гуся, Дарье пришла в голову другая мысль: должна ли она сказать на исповеди обо всех странностях последних недель? С одной стороны, во всем этом было вроде бы что-то «не то», но с другой – как об этом рассказать? Если это грех, то для начала надо его как-то обозначить. Например, только что она по сути соврала мужу, и это грех лжи, тут всё понятно. А вот как назвать ощущения, подобные испытанным сегодня, когда она услышала над ухом шелковый голос Алхимика? Это и не дело,
