я не против. – Уголки его рта дернулись в улыбке. – Но чтобы она не слишком огорчилась, можете сказать ей, что великий софист – один из моих любимых литературных героев.
Дарья рассмеялась. Все-таки общаться с этим человеком, при всей его странности и «невыносимости», было страшно интересно.
– Хорошо, – кивнула она. – Кассия будет рада, это и один из ее любимых героев тоже.
– Хоть что-то общее с благочестивыми монахами у меня нашлось. Не думал, что вы знакомы.
– Мы познакомились в общем-то случайно… – Разговор опять приблизился к ее монастырскому прошлому, и Дарья решила сменить тему. – Но еще больше мне нравятся романы Феодора Киннама. Только вот их, наверное, совсем невозможно анализировать.
– О да, это тексты не для холодного анализа, – согласился Ставрос. – Их надо пить, как хорошее вино, вдыхать, как пьянящий аромат… Редкой красоты и силы огонь, облеченный в редкую по совершенству и выразительности форму. Если бы философский камень существовал, его мог бы сотворить только химик, внутренне подобный Киннаму. Но с ним, я думаю, вы не знакомы?
– Нет, откуда? Вы думаете, я знаюсь с писателями? – Дарья хмыкнула. – Я и с Кассией познакомилась не на почве литературы, сначала я и не знала, что она писательница… А вы с самого детства хотели заниматься химией?
– Нет. Я учился с школе с химическим уклоном, но в итоге избрал другую стезю. Окончил истфак и защитился, но потом знакомство с некоторыми древними текстами зажгло во мне интерес к алхимии, и тогда я понял, что отец всё же не ошибся, отправив меня в детстве по химической линии.
– И вы написали целых две диссертации… Для меня это заоблачно. – Дарья вздохнула. – Наверное, я слишком глупая.
– Вы не глупая! – резко возразил Ставрос. – Просто вы, по-моему, не слишком разумно выбирали жизненные приоритеты. Хотя в юности это случается часто. Но меня удивляет, что вам понадобилось столько лет, чтобы это понять.
Дарья закусила губу. Кажется, избежать разговора о монастыре не удастся.
– У меня были сложные обстоятельства в семье, – ответила она суховато. – Родители разошлись, и каждый завел новую семью и новых детей. А я осталась болтаться между ними и чувствовала себя ненужной. Устроить личную жизнь мне так сразу не удалось, а тут я подружилась с одной девушкой… очень религиозной, и… В общем, после института я поступила в монастырь и провела там три года. В Византию я приехала в две тысячи десятом в качестве послушницы.
Она ждала удивления или даже язвительной реплики: Ставрос не походил на человека, который может хорошо относиться к «религиозному фанатизму», – но Алхимик только молча смотрел на Дарью, словно заново изучая. Под его взглядом она снова покраснела и пробормотала:
– Я знаю, это выглядит глупо…
– Достаточно закономерно, – спокойно сказал он. – Религия в наше время часто является прибежищем
