Я разозлилась не на шутку. А тут еще Внутренний Голос подлил масла в огонь:
– Маха, у тебя есть все шансы сегодня же освободиться от заклятья.
– Да я лучше навсегда такой останусь, чем буду целоваться с этим старым козлом, – вспылила я.
Михеич лег с другого края так, что мое тело оказалось между ним и гостем, и предложил:
– Давай спать.
Александра не пришлось долго уговаривать. Он сунул под голову ладони, сложенные лодочкой, и охотно закрыл глаза.
В комнату прокрался Жора и замер столбом. Три неподвижных тела в разных позах представляли из себя ту еще картину.
– Не говори Селивану, – взмолилась я сверху, – насмешек домовика мне только не хватало.
Призрак кивнул и просочился сквозь пол.
Проснулись мы с шефом одновременно. От крика. Кричал Александр, решив, очевидно, последовать совету своего психотерапевта. Правда, место для этого выбрал не совсем безлюдное. Но это не помешало ему орать так, что автор методики мог бы гордиться способным учеником. Я проследила за его остекленевшим взглядом и поняла, что психолог смотрит на меня. Нет, не на меня под потолком, а на меня, лежащую рядом.
Странно, а вчера я ему даже нравилась.
Михеич подпрыгнул и догадался набросить край покрывала на мое лицо. Крик сразу оборвался на самой высокой ноте.
В кабинете раздались шаги и Дусин голос спросил:
– Илья Михеевич, у вас все хорошо?
– Да, да. Не беспокойтесь, Евдокия. Я сейчас выйду, – шеф приложил палец к губам, призывая врачевателя душ к молчанию.
– Что это? – трясущимися губами захрипел Саня.
Вопрос был вчерашний, но окрашенный новыми интонациями.
– Я тебе уже говорил, – терпеливо начал шеф, – это Маша. Ну, помнишь, рыженькая такая. Саня, да ты ее видел по осени, бегала все время с поручениями.
Психолог наморщил лоб, задумался, перебирая воспоминания в черепной коробке, и уточнил:
– Так она, что, добегалась или отбегалась?
– Ни то и ни другое. Мы с ее отцом давние друзья. И когда он умирал от неизлечимой болезни, то просил позаботиться о кошке. Тьфу ты, о крошке, – сочинял на ходу шеф.
– Так что с ней такое? – Александр начал терять терпение.
– Она, это… забыл, – Михеич почесал голову, и, как ни странно, вспомнил, – кататоник. Да, точно, и находится в этом, в этом… ступоре. Вот.
Александр подошел к кровати и приподнял покрывало, накинутое шефом мне на лицо.
– Знатно ее перекосило, – уже гораздо спокойнее произнес он.
Объяснение шефа гармонично вписалось в рамки его сознания.
– Болеет, – вздохнул Михеич.
– И долго она в таком состоянии?
– Шесть месяцев. Нет, я, конечно, не против присмотреть за бедняжкой. Она лежит и никого не трогает. Да за ней ухаживать проще, чем за хомячками, – сказал шеф так уверенно, что было понятно: в детстве этих маленьких самоубийц ему не покупали.
Михеич
