style="font-size:15px;"> изучение объявлений, действует проще. Сойдя после работы на своей остановке, он принимается
обходить ближайшие дворы (правда, с другой стороны улицы) и спрашивать о квартире бабушек на
скамейках.
Эмоций сегодня никаких – всё, как на автопилоте. На заводе, в обеденный перерыв, ему
удалось несколько минут вздремнуть, положив руки на обитый жестью верстак. Подремывая под
артиллерийские доминошные удары, он вспомнил Смугляну и лишь устало, искушённо усмехнулся:
будь он сейчас наивен, как раньше, то, поддавшись на сладкие речи, наверное, быстро привязался
бы к этой смазливенькой девочке. Но уж теперь-то его, стреляного воробья, на мякине не
проведёшь.
В шестом или седьмом дворе старушки, перемолвившись между собой и усмехнувшись чему-то,
направляют его в квартиру на четвёртом этаже дома, перед которым они сидят. Звонок на двери с
подозрительной цифрой тринадцать не работает. Роман стучит костяшками пальцев, и дверь тут
же, кажется, уже от прикосновения к ней, медленно, с тонким писком открывается. В щели
показывается маленькая, как мышка, старушонка в белом платочке, с дряблой, вроде как лишней,
кожей на лице. Опасаясь, что, увидев такого большого, в сравнении с ней, незнакомца, хозяйка
захлопнет дверь, Роман сбивчиво объясняет ей своё дело. Судя по чрезмерно настороженному
виду хозяйки, послан он был сюда явно с каким-то подвохом. Это становится ещё очевидней, когда
старуха вдруг, не дослушав объяснений, пропускает его внутрь, выглядывает на площадку, словно
проверяя, нет ли хвоста, и плотно придёргивает дверь. О, так у неё и квартира к тому же
однокомнатная…
– Тебя не бабульки направили? – спрашивает эта бабулька, глядя искоса и снизу, как будто
вошедший находится в некоей чешуе, под которую она пытается заглянуть.
– Нет, я просто хожу по квартирам и спрашиваю, – автоматически врёт Роман.
Ясно, что делать здесь нечего, но хозяйка принимается для чего-то показывать свои владения,
по-музейному детально знакомя с каждой вещью. Роман осматривает их, сам не зная для чего. В
квартире царит фантастически-санитарная чистота, порядок обветшалых вещей и безделушек.
Показывая ванную, старуха объясняет, что вот это полотенце, поменьше, для вытирания рук, эта
простиранная тряпица – для правой ноги, а эта, соответственно, для левой. А это большое
махровое полотенце – для всего тела. Почему-то словно очнувшись от слов «для всего тела»,
которые хозяйка произносит особым поглаживающим тоном, Роман представляет её тело и делает
невольное глотательное движение, подавляя в себе смутный позыв на тошноту.
Во время подробнейшей экскурсии по квартире, когда растерянному гостю показываются не
только все вещи,
