что будешь отцом, а не президентом. Ты говоришь страшные вещи, я боюсь тебя. Мы со Светланой можем уехать куда-нибудь за границу, ты только скажи заранее, если решишь отдать ее… на заклание.
– Ира, успокойся. Никто не собирается рубить нашей дочери голову, приди в себя.
Игорь Петрович силой затащил жену в одну из комнат, стремясь уйти от взглядов обслуживающего персонала, появившегося в коридорах резиденции с началом рабочего дня.
– Слушай меня внимательно и запоминай. Мы здесь не одни, на нас постоянно смотрят. Ты должна вести себя, как обычно, не привлекая внимания посторонних. Тебе следует понять очень простую вещь: если своим поведением ты возбудишь любопытство людей, среди которых много женщин, ты навредишь Светлане. Пока они ничего не знают, но ты побуждаешь их задавать вопросы. Ты хорошо меня поняла?
– Но ты… ты так себя ведёшь… Я боюсь, я по-настоящему боюсь.
– Ира, прекрати. Прекрати раз и навсегда. Неужели я должен тебе объяснять очевидные вещи, как и Светке! Я не древневосточный деспот, я не владею страной, как частной собственностью, пойми наконец. Есть много разных факторов, не подвластных моему влиянию. Повторяю в десятый раз: сейчас для нас всех самое главное – не изменить ситуацию к худшему.
В помещении пахло пылью и грязной сыростью, Игорь Петрович с некоторым удивлением огляделся и понял, что затащил жену в какой-то тёмный чулан, куда в любой момент может войти уборщица и подумать о них невесть что. Он засуетился и неуклюже выскочил в коридор, споткнувшись по пути о швабру и бросив жену в одиночестве.
Саранцев вернулся в спальню, сел на ещё разворошённую кровать и снова тяжело задумался, хотя провёл в размышлениях половину ночи. Времени всегда не хватает, если ситуация безнадёжна. Утро продолжалось, но даже стоя под душем и бреясь, Игорь Петрович продолжал обдумывать следующий ход.
Нужно переговорить с директором ФСО Дмитриевым, раз уж он всё равно в курсе событий, чтобы спокойно обсудить, так сказать, алгоритм их дальнейших отношений. Он человек надежный, но требует гарантий и для себя. Собственно, он всегда действует логично, от него трудно ждать спонтанных поступков, что вполне естественно при его профессии. Дмитриев начинал ещё в Девятом главке КГБ, миновал девяносто первый год без сучка и задоринки, не предав ни Горбачёва, ни своё ведомство. Скорее всего, причиной такого успеха послужила его тогдашняя невысокая должность: он при всём желании не мог отдавать никаких распоряжений, но в Форосе отсутствовал, поэтому ему просто не довелось выбирать между верностью генсеку и выполнением приказов непосредственного руководства.
Тем не менее, звонить ему прямо сейчас не следует. Не следует показывать своей слабости и зависимости, наоборот, нужно сразу показать ему его место – прежнее. Нужно выждать, но осторожно. Никто сейчас не сможет определить, хотя бы с малюсеньким намеком на точность, какой контрольный срок окажется чрезмерным, а какой – недостаточным. Дмитриев и Покровский не должны ощутить себя хозяевами положения, для чего следует проявить твёрдость и наличие рычагов обратного
