style="font-size:15px;"> Из кустов вспорхнула с криком птица.
Я воскликнул: Это воробей!
А жена сказала: Нет, синица,
что звенит во мраке, как ручей.
***
Никак на крыше флюгер ржавый
вокруг оси не повернется,
скрипит в ночи, как сук корявый,
как куст сухой, под ветром гнется.
На мир глядит безумным оком
железный петушок со спицы.
Он повернулся к ветру боком,
не так, как все другие птицы.
Не так, как парусные лодки –
в открытом море к ветру носом,
когда юнцы из мореходки
ведут их мелким длинным плесом.
***
Нам показала зубки ночь,
как старикам-родителям
их прежде ласковая дочь,
обзаведясь сожителем.
Он продает на рынке лук,
чеснок, морковь с картофелем,
но выглядит сердечный друг
красавцем с римским профилем.
Мать плачет день и ночь подряд.
Отец орет, как бешеный.
Тяжелый курит самосад,
пьет спирт, с водой не смешанный.
***
Сложил, как складывать учил
отец, бумажный треугольник,
но своего не опустил
письма в почтовый ящик школьник.
Он на лужайке стрекозу
поймал и тот же час бедняжку,
очки поправив на носу,
неспешно затолкал в бумажку.
Так и осталась стрекоза
вместо письма лежать в конверте.
И я, смотря в ее глаза,
спокойно думаю о смерти.
***
Полюса пришли в движение
и поплыли кто куда.
На людей нашло забвение.
Слепота и глухота.
Тот, кто слезы лил от жалости
над увянувшим цветком,
устыдившись своей слабости,
ненавидит всех кругом.
***
Лицо твое свет лампы осветил,
и я себе представил на мгновенье,
как Бог Содом с Гоморрой истребил
и только Лотту даровал спасенье.
Его жена и дочь, ослеплены
огнем небесным, превратились в камень,
а лица их, что ужаса полны,
из соли изваял небесный пламень.
Должно быть, и твоя жизнь солона,
что так лицо твое во мгле сияет,
как будто это соль с морского дна
мельчайшими кристаллами сверкает.
***
Розанов за нумизматикой,
а писатель с давних пор
сильно увлекался антикой,
нес порою всякий вздор.
