style="font-size:15px;"> нужно очень жизнь любить,
чтобы в шкаф, набитый хламом
всяким,
дверцы растворить.
У меня перед глазами
промелькнула жизнь моя –
ворох брюк, рубах с носками
и постельного белья.
Мне Судьба, как рядовому
в бане мыло старшина,
выдала,
шампунь из дому
привезла жена моя.
***
Я вижу, как время течет из угла
по стенам моей комнатушки,
как скатерть стекает по ножке стола
на дальний конец раскладушки.
На завтра мы вызвали часовщика.
Старик инструменты разложит.
Покрутит, повертит рукой у виска.
Вздохнет, но ничем не поможет.
***
Вне поля зрения осталось
вдали за рощей придорожной,
что самым важным представлялось
живущим жизнью невозможной.
Мой взгляд скользнул по избам сонным,
как будто бы по лицам спящих
во мраке душном и зловонном
людей и пьющих и курящих.
Увидел я лишь на мгновенье
их тяжкий сон, как матерьяльный
объект,
и ветра дуновенье,
и свет незримый, дух астральный.
***
Из репродуктора невнятно
все утро музыка звучит,
усиленная многократно.
Народ безмолвствует.
Молчит.
Дождь, барабанящий по крыше,
вдруг прекратился, ветер стих.
Когда бы жили мы в Париже,
я б написал об этом стих.
Свободный. Легкий. Либеральный.
Чтоб не тревожить бедолаг,
как Франсуа маниакальный
или неистовый Жан-Жак.
***
Довольно оказалось пустяка,
чтоб ощутил я ветра дуновенье,
почувствовал, как напряглась река,
всему вокруг передалось волненье.
Любая мелочь точкой отправной
Божественного замысла быть может,
но нужен Пушкин, Гоголь, Лев Толстой,
кто на себя ответственность возложит.
Кто на себя нелегкий труд возьмет,
что в пору лишь античному герою,
взвалившему на плечи небосвод,
сокрывши наготу за бородою.
***
Как праведник, душой и сердцем чист,
преодолев земное тяготенье,
между землей и небом желтый лист
вдруг зависает всем на удивленье.
Мы все не без греха, и потому,
спугнуть остерегаясь чудо это,
не
