украшение. На ее глаза навернулись слезы, и она закрыла их, чтобы Мин-эр ничего не заметила.
Придворная дама трижды провела расческой по волосам Хэсины – раз, два, три, – когда створки двери с грохотом раздвинулись.
Хэсина распахнула глаза. Ее служанки упали на колени и прижались к полу, как того велел обряд коутоу. Ничто не закрывало ей обзор, и она увидела в дверях свою мать.
Королева стояла в лучах полуденного солнца. Ее волосы были растрепаны, а лицо казалось изнуренным. Верхние края ее тонких одежд распахнулись и обнажили шрам, который, словно веревка, опоясывал ее шею.
Хэсина сглотнула и почувствовала, как дернулось ее собственное горло. Она не представляла, что могло оставить на шее королевы шрам, шириной и округлостью напоминающий воротник, но его вид заставлял ее нервничать.
Ее мать прошествовала по передней комнате, прошла под расписной балкой, затем мимо двух сложенных шелковых ширм, на которых были вышиты журавли, и ступила во внутренние покои Хэсины.
– Оставь нас, – произнесла она, останавливаясь у туалетного столика дочери.
Мин-эр опустила шпильку, и сердце Хэсины упало. Вдова короля отдала прямой приказ; Мин-эр не могла ослушаться. Но Хэсине было больно видеть, как женщина, которую она любила, как родную мать, смиренно сгибает спину в поклоне. Уходя, Мин-эр раздвинула ширмы, и Хэсина осталась наедине со своей настоящей матерью.
Королева взяла прядь волос Хэсины и стала накручивать ее на деревянную палочку. От этого непривычного проявления нежности Хэсина тут же напряглась. Нужно было сказать что-то, подобающее дочери, но перед ее матерью притворяться не было смысла. Поэтому она промолчала и перевела взгляд на бронзовое зеркало, отражавшее их лица.
Их сходство всегда поражало Хэсину. Радужки их глаз были скорее черными, чем карими, кожа – скорее оливковой, чем персиковой. Черные как смоль волосы никогда не выгорали на солнце, и каждая прядь была прямой, как стебель бамбука. Они с матерью казались одним и тем же человеком – только в два разных периода жизни.
Но сегодня щеки матери горели румянцем. Она тяжело дышала, и сквозь сладковатый запах лака пробивались нотки чего-то еще – ясные и при этом горьковатые, словно пепел, словно лед, словно…
Вино из сорго[28].
– Что ж, – начала королева, прежде чем Хэсина успела спросить, зачем она пила вино, когда придворная врачевательница настрого это запретила. – Я слышала, ты отправила дело о смерти отца в Совет расследований.
Что это? Уловка? Проверка?
– Да, – ответила Хэсина, перебирая в руках подол верхней юбки.
– Глупенькая девочка. – Мать выбрала длинную, тонкую опаловую шпильку, а не журавля из белого нефрита. – Его наконец-то не стало. Зачем бередить прошлое?
Эти слова прозвучали, словно пощечина. Сердце Хэсины сжалось от боли, потом задрожало от замешательства и ужаса.
– Наконец-то не стало?
Королева
Вино из сорго, или китайское вино – напиток, полученный в результате процесса преобразования, ферментации злакового растения сорго.
