адемик Николай Александрович Максимов. Он заведовал в ТСХА кафедрой физиологии растений.
Однако ни в одной из лекций всех этих курсов мы ничего не слышали о работах и теориях Н.И.Вавилова. Хотя, как мы узнаем из представляемой читателям книги С.Е.Резника, Прянишников был учителем Вавилова, Жуковский – другом и соратником, Максимов – многолетним сотрудником созданного Вавиловым Всесоюзного института растениеводства (ВИР), а Якушкин – соперником и «экспертом» НКВД по «Делу Вавилова».
В 1945 году я уже начал научную стажировку по цитологии растений на кафедре ботаники. Из побежденной Германии в ТСХА привозили с начала лета «по репарациям» новейшее оборудование, бинокулярные микроскопы, приборы для получения тончайших срезов тканей – микротомы, спектрофотометры, реактивы, лабораторную посуду, гербарий дикой и культурной флоры и много книг со штампами библиотеки Лейпцигского университета. Цитологическая лаборатория кафедры ботаники, которой руководила доцент Анаида Иосифовна Атабекова, полностью преобразилась. После лекций и практических занятий я приходил сюда для освоения микроскопии почти каждый день.
Петр Михайлович часто заходил «в цитологию» пить вместе с нами чай с бутербродами, им же и приносившимися. Академикам и профессорам бутерброды входили тогда в какой-то особый «паек», дополнительный к карточной системе на продукты питания. Жуковский делился этим пайком со своими учениками. Общая беседа была непринужденной.
Однажды, дату я уже не помню, Жуковский, отсутствовавший на кафедре два дня, пришел сильно взволнованный. Он «сбежал» с какого-то юбилейного заседания в Академии наук СССР, широко отмечавшей свое 220-летие. Впервые за много лет АН СССР отмечала юбилей международной конференцией, на которую были приглашены не только советские, но и иностранные почетные члены и члены-корреспонденты академии. Жуковский был академиком ВАСХНИЛ, а не Большой академии. Но его тоже пригласили на юбилейную сессию, так как ботаников и генетиков в составе биологического отделения АН СССР не было.
Приехав на сессию, Жуковский узнал, что одним из приглашенных в Москву иностранных ученых был Джон Холдейн, выдающийся английский биолог и генетик, избранный в 1942 году почетным членом АН СССР. Джон Холдейн был членом коммунистической партии Великобритании. Узнав о возможности встречи с ним, Петр Михайлович взял такси и вернулся на свою кафедру:
– Джон Холдейн сразу начнет спрашивать меня о Николае Ивановиче Вавилове, – объяснил нам сильно смущенный Петр Михайлович, – а что я могу ему рассказать? Вавилов ведь и до сих пор «враг народа»… его книги конфискованы, его работы нельзя цитировать…
Когда Жуковский ушел в свой кабинет, Анаида Иосифовна, очень смелая женщина, рассказала мне и моему студенческому другу Виктору Гуляеву, тоже практиковавшемуся по цитологии растений, о Николае Ивановиче Вавилове, с которым Жуковский много лет работал в Ленинграде. Анаида Иосифовна, как оказалось, знала Вавилова очень хорошо.
На третьем курсе, с января 1947 года, мы начинали слушать лекции по генетике растений, которые читал академик Антон Романович Жебрак.
Весной 1948 года я сдавал все экзамены досрочно. Жуковский, уже ставший моим научным руководителем, отправлял меня на шесть месяцев в Крым в биохимическую лабораторию Никитского ботанического сада для изучения роли каротиноидов, желто-оранжевых пигментов растений, как возможных растительных гормонов. Заведующий этой лабораторией профессор Василий Иванович Нилов был в прошлом одним из ведущих сотрудников ВИРа, другом Н.И.Вавилова и П.М.Жуковского. Он переехал в Крым в 1936 году, заболев туберкулезом.
Когда я возвратился к октябрю в Москву, Тимирязевская академия была уже другой. Академик Д.Н.Прянишников ушел из жизни в конце апреля. В августе, на внеочередной сессии ВАСХНИЛ, классическая генетика и все связанные с нею теории были запрещены. Ректором академии, на место уволенного академика В.С.Немчинова, назначили В.Н.Столетова, в то время кандидата биологических наук. Руководил кафедрой генетики и селекции теперь уже не А.Р.Жебрак, а Т.Д.Лысенко. Его лекции по новому курсу «мичуринской генетики» были обязательными и для тех студентов, которые раньше сдавали экзамен по генетике Жебраку. Их следовало «переучивать». Я быстро оформил перевод с агрономического на агрохимический факультет, чтобы избавиться от «мичуринской повинности».
В последующие годы, уже как научный сотрудник лаборатории биохимии при кафедре агрохимии ТСХА, я стал собирать материалы по истории генетики в СССР, узнавал о работах Н.И.Вавилова, Н.К.Кольцова и многих других выдающихся, но «запрещенных» ученых. Областью моих исследований стал биосинтез белков и нуклеиновых кислот в растениях. Открытие генетической роли нуклеиновых кислот (РНК и ДНК) привело к возникновению новой научной дисциплины – биохимической генетики.
В августе 1961 года в Москве собирался Пятый Международный биохимический конгресс. Мне посчастливилось быть одним из его более чем двух тысяч участников. Президентом конгресса был сторонник Лысенко академик Александр Иванович
