этом я рассказал Короткову, прибавив, что знаю только одного автора, которому можно было бы предложить эту тему. Правда, он не писатель. Но он превосходно знает предмет и владеет пером, так что никаких сомнений относительно того, что он сделает хорошую книгу, быть не может.
На вопрос, о ком идет речь, я ответил:
– О Жоресе Медведеве.
Объяснять, кто такой Жорес Александрович Медведев, необходимости не было: его работа «Биологическая наука и культ личности» ходила в самиздате, мне давали ее читать в отделе науки «Комсомольской правды», где я внештатно сотрудничал, я сам давал ее Короткову. В «Комсомолке» я познакомился и с самим Жоресом Александровичем. Отделом науки была подготовлена большая – на газетную полосу – статья о лысенковском лжеучении. Она вот-вот должна была пойти в номер. Ярослав Голованов (тогда сотрудник отдела науки) потирал руки, предвкушая, как прямо ночью поедет в дом, где жил Лысенко, и опустит свежий номер газеты в его почтовый ящик.
Но…
Были приняты контрмеры, статья в газете не появилась, зато в партийной печати появились грозные нападки на Ж.А.Медведева, В.П.Эфроимсона, В.С.Кирпичникова и других генетиков, «клевещущих на советскую науку».
Коротков мне ответил, что предлагаемый автор, безусловно, хорош, но руководство издательством не пойдет на заключение договора с такой одиозной личностью.
– В таком случае я попробую написать сам, – сказал я в значительной мере неожиданно для самого себя. И видя, что завредакцией встретил эти слова без энтузиазма, поспешил добавить. – Без договора!
Коротков сказал, что о договоре не может быть и речи, так как я – штатный работник издательства, а заключать предварительные договора со своими сотрудниками не принято. К тому же я никогда не писал ничего подобного; у него нет уверенности, что у меня что-нибудь выйдет. Единственное, что он может мне обещать, – это застолбить за мной тему и считать ее занятой до тех пор, пока я не представлю рукопись или сам скажу, что книга не получается.
Условия меня устраивали, я приступил к работе.
Первоначальным моим намерением было по возможности обойти главный предмет спора между «менделистами-морганистами» и «мичуринцами». Поскольку Вавилов был не только генетик, но и растениевод, ботаник, географ, путешественник, то мне казалось возможным подчеркнуть эти стороны его деятельности, оставив в тени менделизм-морганизм. Именно в таком духе были написаны опубликованные к тому времени статьи и очерки о Вавилове, а также книга А.И.Ревенковой[1]. В этом литературно слабом (и научно лживом, чего я тогда еще не знал) произведении основные данные о жизни и деятельности Вавилова излагались без всякого упоминания Менделя, Моргана, Лысенко, ни слова не говорилось о генетических дискуссиях.
Однако знакомство с трудами Вавилова, с чего я, собственно, начал работу над книгой, сразу же показало мне, что он прежде всего и больше всего – генетик. Его достижения
Ревенкова А.И. Николай Иванович Вавилов. 1887–1943. М.: Госуд. изд-во с.-х. лит-ры, 1962.
