«пролетарской» идеологией. «Базары опустели. За белыми калачами приходилось ездить в Покровск, где можно было купить пшеничную муку у хохлов, стерлядей у рыбаков и копченую или сушеную воблу. В большом ходу были семечки, их грызли всюду: на вокзалах, пристанях, на улицах и даже в учреждениях».
Так вспоминал студент Саратовского сельскохозяйственного института М.В.Владимирский.
Сам он пробыл в Саратове недолго: был призван в Красную армию. Но впоследствии он разыскал тогдашнюю студентку Ольгу Алексеевну Пилюгину, она ему рассказала: «Студенты жили очень плохо, многие буквально бедствовали. Недоедание, зимние холода, ветхая одежда и обувь… Вид у нас был самый неприглядный. А тут еще появилась холера, сыпной тиф, испанка, малярия. Какие уж тут занятия! Летом все же было легче <…>. На летних полевых работах в учебном хозяйстве под Гусёлками почти все без исключения студенты ходили босиком»[93].
Усиливалась разруха; жизнь в Саратове, как и во всей стране, замирала…
А в полупустом, плохо отапливаемом Сельскохозяйственном институте была аудитория, в которую ломились слушатели. Не только студенты, но и научные работники смежных кафедр, агрономы, сотрудники селекционной станции, Саратовского университета, члены Географического общества. Ректор Медведев специальным указом переносит лекции профессора Вавилова на вечерние часы – «для удобства публики».
Одним ораторским талантом тут не возьмешь. Да и не был Вавилов блестящим оратором. Бывало, замолкал, подбирая подходящее слово. Бывало, перескакивал с предмета на предмет (скачки мысли были свойственны Вавилову, это видно по его письмам). Он увлекал, потому что был увлечен.
И когда пришла пора студентам выбирать, по какой кафедре специализироваться, они наперебой стали записываться к Вавилову.
Кафедра частного земледелия и генетики занимала две небольшие комнаты.
Одна из них – кабинет Николая Ивановича Вавилова. У окна – письменный стол, заваленный книгами; настольная лампа с широким стеклянным абажуром. У стены книжный шкаф. У другой стены – диван. Здесь он и жил, пока не приехала Екатерина Николаевна с сыном: тогда перебрался в отдельную квартиру.
Во второй комнате – рабочие столы и высокие шкафы с книгами. Это учебная и исследовательская лаборатория. Студенты называли ее предвавильником. Здесь допоздна стоял веселый шум, благо Николаю Ивановичу удалось выхлопотать разрешение пользоваться электричеством неограниченное время.
Вместе с учениками, вернее, ученицами – девушки преобладали среди учащихся в связи с военным временем – он высеял озимые и приступил к ботаническому изучению ирано-памирского материала.
На огонек заходили знакомые и друзья: известный селекционер В.С.Богдан, крупный физиолог растений В.Р.Заленский, Н.М.Тулайков, которому Николай Иванович, конечно, напомнил, как тот осуждал его за «авантюрное» путешествие в Иран.
Он
Цит. по: Хрулёва А.В., рукопись. Предоставлена автору М.Н.Шашкиной с разрешения А.В.Хрулёвой. Обеим сердечная благодарность.
