несмотря на все старания государственных чиновников, отвечающие за досуг деятельной молодёжи, так и не обзавелась модным, известным на весь Питер заведением. Безликие кальянные и креативные пространства, словно оранжевые пятнистые вспышки, на фоне серых стен, возникают и через два-три года пропадают в вязком небытии банкротств и разочарований.
Видимо по дороге домой, я всё-таки сделал несколько глотков спирта из ледяной канистры, потому что морозное, заполненное снегом пространство вдруг, резко, словно по щелчку выключателя, преобразилось в узкое помещение с белой кафельной плиткой на стенах и прикреплённым скотчем соломенным ловцом снов.
Я спал на белой фаянсовой вазе с проточной водой на дне, упершись лбом в соломенную паутину.
– … можно говорить только отрывисто, отрывая куски реальности или воспоминаний … – проносилось в моей голове – … каждый может почувствовать себя героем убить свою жизнь или чужую, иногда есть шанс убить Бога. Но порчей физического тела смерти не добиться. Пусть плачут все палачи всего мира. Они проиграли. Только уничтожение реальности, есть стоящий поступок, которым можно гордиться…
В дверь уборной постучали. Я услышал чуждые моему внутреннему голосу гортанные звуки. Несколько раз явственно прозвучало слово «Полиция». Я открыл дверь, и покинул занятое пространство. В зале украшенной рядами столов, на меня смотрели две пары черешневых, девичьих глаз. Видимо я зашел в одно из ночных заведений, и уснул в туалетной комнате.
– Туалет не работает, как этот раб сюда попал? – сказала одна милая девочка
– Рабы уроды, их будем резать! – ответила вторая.
Они говорили на восточном наречии, я не разобрал ни одного слова, но подумал, что они заигрывают со мной. Лишь когда одна из них, замахнулась на меня половой тряпкой, я счел за благо покинуть их место работы.
Васильевский остров соединён с другими районами Санкт Петербурга только циклопическими конструкциями из стали или бетона. Нева, может соединять берега только зимой, когда покрыта белым, ледяным панцирем. И это не спроста. Ведь Васильевский остров, вместо того чтобы как другие районы, принять из рук жителей цифровой прогресс, и современное искусство выбрал себе забвение.
Кто подал сию чащу острову я не знаю. Свидетели отбыли за горизонт на пароходе и лишь дали два коротких гудка на прощание. Может это был Александр Блок, а может быть Николай Гумилёв и его супруга Анна, может Питирим Сорокин, или его друг Николай Кондратьев, никто из них в последствии не остался на острове, все его покинули разными путями.
У той части острова где был приют Николая Гумилева и Питирима Сорокина, застыла гримаса отвращения, боли и надежды. Блеклые в свежей известке стены домов, даже зимой в лютый мороз готовятся встречать перелетных птиц, чтобы увидеть своих птенцов. Я не знаю кто из всех певцов серебряного века возвращается сюда, но в моей сердечной воронке, задержались эти два славных мужа.
Поэт,
