тоже застыли – и исчезли. Она смотрела на подругу – и не дышала…
– Да, это правда, – радостно подтвердила Ирина. – Я своими глазами видела.
– А где?
– Главный показал список пока только нам троим – призёрке мира, это его давнишняя лучшая ученица ещё по юношеской сборной, ещё одной старшей девушке, и мне. Ну, просто мы к нему пристали, – снова засмеялась Ирина. – Да он хороший человек, ты зря его боишься. Ну, ничего, перестанешь бояться.
И тебя вызывают не просто на следующий сбор – мы с тобой весь сезон будем готовиться вместе!.. Да всё уже, расслабься.
Ирина весело рассмеялась, глядя на ошалевшую от счастья Юльку.
После того, как список был оглашён, главный тренер прочёл и Юлину фамилию – последней. Её включили в список в самый последний момент.
– За то, что идёт до конца. И старается не подводить своих товарищей, – объяснил всем главный тренер.
На контрольном кроссе в конце следующего сбора Юля прибежала четвёртой.
Причём, с отставанием от третьей – всего несколько секунд на десяти километрах.
После кросса второй тренер вместе с главным, изучающе поглядывая на неё, снова и снова сверяли её время на всех пяти двухкилометровых кругах. Потом допрашивали пикетчиков – тренеров, стоявших на поворотах в зимнем лесу.
Те уверяли, что всё в порядке, да, видели её на каждом круге, и она проносилась как лось.
Всё было чисто.
– Знаешь, – подошёл к ней второй тренер, широко улыбаясь, и крепко пожал ей руку. – Если ты и дальше – такими же темпами…
Слизняк
Гонки были через две недели.
Последний сбор тоже решили провести в Ростове-на-Дону – там же, где гонки.
Собрание в день приезда, после ужина, вёл Степаныч.
Его уважали все – и тренеры, и чиновники, и взрослые спортсмены. И вся юношеская команда, конечно, тоже, в полном составе.
И не только потому, что он чемпион мира.
Собрание проходило в пустующем конференц-зале главного корпуса. Все двадцать человек, включая тренеров, расположились на передних рядах, кто-то сидел, скрестив руки на груди, кто-то – расслабленно откинувшись и раскинув руки на спинки соседних кресел, кто-то – ссутулившись и меланхолично уложив подбородок на спинку кресла перед собой.
Степаныч – среднего роста, худощавый, лет пятидесяти, как всегда, в старательно отутюженных брюках и чистой рубашке – сейчас, в августе, с коротким рукавом – стоял перед всеми. Брюки он себе гладил сам.
Он не стал заходить за трибуну, а остановился перед ней. Обвёл всех глазами и вздохнул.
– Ребята, – начал он серьёзно.
И вдруг тепло улыбнулся: – Рад видеть вас всех.
И у всех в ответ потеплели глаза, и на лицах тоже невольно появились улыбки.
– Ребята, – повторил он и посерьёзнел:
– Вы все знаете, в какой ситуации мы с вами
