очень, ну очень далеко… К сожалению, в отличие от нее, идеальной девушкой меня сложно было назвать.
– Мне жаль, что не получилось с твоим днем рождения, – искренне посочувствовал отец. – Ты уже совсем взрослая и вправе принимать взрослые решения.
Карие глаза папы внимательно меня изучали, словно сам он не верил в произнесенные только что слова. Да и я сама не особо верила в правильность своего решения. Конечно, в последние десять лет я ездила к старикам практически каждый год на летние каникулы, но все же каждый раз искренне верила, что подобное «удовольствие» больше не случится.
«Вот и не случилось…» – расстроенно думала я, отправляясь в путь.
– Ты не передумала, Лисенок? – папа заметил неуверенность на моем лице.
Перед глазами тут же возник образ подвыпившего Виталика «во всей красе».
– Нет! – твердо произнесла я. – Уверена на все сто процентов.
Папа купил билет и проводил меня до вагона поезда. Прежде, чем я вошла внутрь, он крепко меня обнял и чмокнул в макушку.
– Буду скучать по тебе, Лисенок, – с чувством произнес он и мне потребовалось невероятное самообладание, чтобы все же встать на металлическую подножку вагона.
«Уже скучаю», – мысленно прошептала я и поспешно скрылась в поезде.
Когда я нашла свое купе, даже не ожидала, что выгляну из окна и увижу на перроне папу. Почему-то казалось, что посадив меня в поезд, он галопом помчится к своему драгоценному Демидову, но папа терпеливо ждал гудка, встав напротив окна. Я запомнила каждую черту в его лице, как он был одет, и что в руках он держал темный потрепанный портфельчик, в котором всегда носил свои рукописи.
Громкий протяжный гудок послужил сигналом к отправке поезда. Папа поднял левую руку на прощание, а я приложила свою к стеклу, после чего поезд тронулся.
Глава вторая. ПОПУТЧИКИ
Серой мышкой для родителей я стала довольно давно. Раньше папа часто носил меня на руках и называл своей принцессой. Но об этом оставались лишь далекие воспоминания. Папина работа постепенно вытеснила меня на второй план, а сама встала на первый. Мама же никогда не относилась ко мне с особой любовью. Если в Филиппе она души не чаяла, и он ни разу в жизни ее не разочаровал, то я была сплошным наказанием: училась плохо, часто вредничала и, по мнению мамы, росла «ленивой самовлюбленной дурочкой». Когда же мама пребывала в замечательном расположении духа и забывала, что я несносная девчонка, ее «Люблю тебя!» все равно звучало более чем неубедительно.
Когда начались папины бесконечные командировки, наша семейная жизнь круто изменилась. Отца часто не было дома, а мы с Филиппом оставались с мамой. Она жутко переживала, злилась, и порой смотрела на меня таким обвинительным взглядом, словно считала виновницей того, что ее супруг сейчас на работе, а не с ней.
И так продолжалось очень долго. Чем больше книг писал отец, тем холоднее становились отношения в семье.
– Чай,
