как я с дикими воплями: «Не хочу в детский дом, хочу домой!» и заплаканным лицом бросилась к нему на шею.
Казалось, на этом все должно было бы благополучно закончиться, но блюстители порядка не спешили нас отпускать. Они, собравшись возле стола дежурного, чуть ли не всем отделением внимательно разглядывали паспорт Филиппа и недоверчиво косились на меня. Полицейские, по каким-то ясным только им причинам, не верили, что молодой человек, стоящий перед ними, мой родной брат. И, признаться, где-то в глубине души я их понимала. Внешне мы были совершенно непохожи, и единственное, что нас роднило, так это карие глаза. Но ведь карие глаза почти у каждого второго человека в мире… Дежурный наотрез отказывался отпускать нас домой. Он даже пригрозил брату, что посадит в тюрьму. Похоже, пугать детей было его любимым занятием.
Вот такое первое сентября случилось у меня в девять лет.
За несколько часов, пока не приехали родители, я жалась к брату как маленький беззащитный птенчик, боясь, что того у меня могут отнять.
Освободили нас к восьми вечера, когда приехали родители. Папа быстро доказал, что мы одна сплоченная семья, и даже высвободил из заключения своего друга. Конечно, пришлось прилично подождать, пока папа дал каждому из полицейских по автографу и сфотографировался на память, а потом мы отправились домой. В то время, когда мы с мамой и Филиппом добирались до дома своим ходом, папа повез пьяного друга на машине в больницу, так как тому стало совсем худо.
Мама ворчала всю дорогу, сетовала на то, что «этот алкаш» (после случая с моим первым сентября дядю Колю она иначе не называла) испортит сиденья в машине; что он гораздо дороже для папы, чем его собственная семья, особенно его родная жена, вынужденная трястись и толкаться в общественном транспорте.
А потом она накинулась с осуждениями на свою непутевую дочь, которая тут же и стала виновницей того, что дядя Коля оказался пьян, что командировка папы сорвалась, что они провели больше часа в отделении милиции… Очень скоро к этому присоединились и другие обвинения. Не выдержав, я расплакалась, а брат же, как всегда, стал за меня заступаться. Так как для мамы Филипп был дороже всего на свете, она нехотя переключилась на другую тему, и оставшуюся дорогу до дома рассказывала, как чудесно они с папой съездили в соседний город. Но все же в конце повествования добавила, что если бы не пришлось так поспешно возвращаться (известно по чьей вине), непременно бы упросила папу остаться там еще на пару дней.
– Ну наконец-то, – раздался чей-то голос, и дверь в купе отъехала в сторону.
Внутрь ввалились двое парней. Один – плотный, приземистый, круглолицый, розовощекий, а второй – наоборот – щуплый, высокий, бледный. Одеты они были явно не по моде. Первый – в рубашку с широкими рукавами, затянутую поясом на талии, которая делала юношу похожим на персонажа из какой-то старой русской сказки или былины. А второй – в ужасные старомодные бархатные брюки, которые даже ни один из моих дедушек в жизни не надел бы.
Когда
