Он вытащил листок и зачитал: «Сержант Александр Кулик, 1921 года рождения, в июле 1941 года в полосе действия Западного фронта добровольно перешел на сторону противника и сотрудничал с немецко-фашистскими оккупантами в составе полицейских батальонов и добровольческих формирований войск СС. Убит в бою с 1-ой дивизией РОА в апреле 1945 при атаке на плацдарм Эрленгоф».
Смирнов поднял глаза на Бориса. Тот молчал, мол, убит и убит, собаке собачья смерть.
– Проблема только, друг мой Огнев, в том, что есть у нас сильное подозрение, что Кулик не был убит, а сумел скрыться, выдав себя за совершенно другого человека. А если так, то эту мразь необходимо выявить, задержать и судить по всей строгости. И вот тут нам в розыске понадобится твоя помощь, сержант.
– А чем я могу помочь-то? – удивился Борис.
– Да пока что, насколько мне известно, есть только два человека, которые помнят Сашко в лицо. Это ты и твоя сестра.
– Но она погибла.
– В том-то и дело, что нет. Лея Наумовна Фаерман была вывезена из концлагеря «Красный Берег» группой подпольщиков-сионистов и по системе «Брих'а» в 1944 году переправлена в Палестину. Правда, тут ее следы теряются, как ее зовут сейчас и где она находится – мы не знаем, но узнаем обязательно, это можешь быть уверен.
Борис замер. Эту новость надо было переварить – Лейка жива! И в Израиле! С ума сойти!
– Товарищ капитан госбезопасности…
– Николай Евгеньевич. И с этого момента только так.
– Николай Евгеньевич, а как Лейка-то… Я могу с ней встретиться? Написать? Слушайте, мы же совсем крохами расстались, я ее и не узнаю, наверное!
– Вполне вероятно, что увидишься, боец. Вполне вероятно. Есть у нас информация, что израильские спецслужбы тоже активно заинтересовались судьбой Кулика. Так что очень даже может случиться, что мы тут с евреями столкнемся. И ты мне и для этого сгодишься, сержант. Видишь, все по-честному. Он у нас когда демобилизуется? – повернулся Смирнов к командиру части.
– По приказу – в августе-сентябре.
– А ты, майор, дембельни его пораньше. Мне этот парень нужен будет.
И кгбшник подмигнул сержанту.
ФАЕРМАНЫ
Борька никогда этого не вспоминал, а сейчас вдруг ясно увидел, как в цветном кино, ярко так – первомайская демонстрация, та самая, последняя, перед самой войной. Люди весело махали флажками, кричали «Ура!» Лейка быстро устала, папа ее сначала взял на руки, потом посадил на шею. Она канючила, просила купить ей шарик. Борька тоже хотел на шею и шарик, но не будет же он, серьезный шестилетний мужчина, вести себя как двухлетняя девчонка! Лейка как всегда добилась своего, размахивала красным шариком, который ей купил папа, кричала: «Ура!» вместе со всеми, родители смеялись, так забавно у нее это получалось. А мама, увидев, что Борька скис, купила ему леденец на палочке, который в обычные дни лизать категорически воспрещалось, как и пить сырую воду из колонки – мало ли какая зараза. Мама была очень мудрой, и когда что-то доставалось Лейке, надо было что-то
