его же поясом. Не найдя поблизости ничего подходящего, юноша нагнулся и потащил перевязь с плеча ближайшего к нему человека. Тело дернулось, заелозило по полу ногами, застонало. Ромка отпрянул с испугу и, запутавшись в ногах, чуть не свалился рядом. Мирослав, не оборачиваясь, ударил стонущего по загривку ребром ладони. Тот затих и обмяк.
Ромка утвердился на ногах, со второй попытки смог засунуть обе мягкие, безвольные руки в петлю и потянул. Раненый снова забился на полу. Ромка дернул посильнее и скривился, почувствовав, как скрипят друг о дружку кости в сломанном запястье этого человека. Мирослав тем временем уже закончил с двумя другими и бросил их рядом, одного безвольным кулем, другого – стреноженным бычком. Юный граф едва успевал следить за воином, сейчас напоминающим скорее деловитого и расторопного торговца, снующего по складу, чем непобедимого бойца.
Мирослав приблизился к хозяину, присел на корточки, положил одну руку тому на плечо и выдернул клинок из раны. Фонтанчик крови обрызгал толстую вертикальную балку. Скомкав валяющуюся рядом тряпку, воин подсунул ее под рубаху трактирщика и прижал его же здоровой рукой. Над залом повисла тишина, прерываемая только капелью вина, текущего на пол из опрокинутых кружек, всхлипываниями, доносящимися с кухни, да слабыми стонами.
– Что застыл? – сломал Ромкино оцепенение негромкий голос Мирослава. – Иди к двери, послухай, чего там. Да не открывай. И ухом не прикладывайся, вдруг стрельнут через доски. У притолоки встань.
Воин достал из баула самопал и фитиль. Чиркнул кресалом.
Такого странного оружия юноше видеть не доводилось. Мастер почти до основания стесал приклад, оставив от него только короткую ручку, а потом отпилил ствол и ложе почти до казенника, так что в дуле виднелся пыж, запирающий пулю и пороховой заряд. Посмотрев на Ромку, воин вопросительно вздернул подбородок. Тот в ответ выразительно поднял и опустил плечи. С улицы не доносилось ни звука, даже филины, в изобилии водившиеся в этих краях, притихли.
Мирослав отошел к центру зала, медленно оглядывая окна, затянутые бычьим пузырем, и прислушиваясь. Фитиль, не дрожа в твердой руке, замер около самого запального отверстия.
Ромка выждал минуту и отважился на вопрос:
– Дядька Мирослав, что это было-то?
– Засада, – коротко ответил тот.
– На нас? – удивился Ромка, хотя и так все было ясно.
Мирослав просто кивнул.
– Дядька Мирослав, а чего мы стоим-то? Бежать надо до кареты.
– Нельзя, – ответил тот тихо.
Казалось, бывалый воин весь обратился в зрение и слух.
– Неужто еще кто остался?
Мирослав снова кивнул и знаком велел Ромке замолчать, но тот не мог остановить словесный поток, выплескивающийся из него под давлением страха:
– Они снаружи? А если мы выйдем, они нас убьют? А если они сюда вломятся?
– Смолкни! –
