затараторил юноша. – Я там людей видел. Двоих. Голых. На манер тех, что лодкой правили, когда бомбу на корабль цепляли. Они воды набрали и к деревне пошли.
– К деревне? – удивился Мирослав. – А откуда ты узнал про деревню?
– Так я проследил за ними почитай до самых домов. Там их десятка два. Лачуги какие-то. Палки в землю врыты, сверху крыша соломенная, а стен нету почти нигде. А еще там, посередине…
Мирослав снова, в какой уже раз за эти сутки выругался про себя. Ему совсем не верилось, что неопытный юноша мог идти за двумя детьми леса так, чтоб они его не заметили. А если заметили, но не подали виду, значит, наверняка готовят какую-то пакость.
– Пойдем, – тихо, но твердо сказал он и поудобнее перехватил копье. – Попробуем вдоль берега пробраться в сторону Эспаньолы. Авось корабль увидим.
– Так деревня же… – заупрямился было Ромка, но под суровым взглядом воина сник и поплелся следом.
– Надень, – не замедляя хода, протянул ему Мирослав накидку из пальмовых ветвей. – Через голову, дурень, да подвяжись вот, – сунул он в ладонь Ромки кусок размочаленной лианы.
Легко поспевая за ослабевшим Мирославом, юноша покрутил накидку в руках, накинул на плечи, ловко подвязался.
– Дядька Мирослав, не понимаю я, чего мы бежим-то от них? Пришли бы в деревню, попросили воды и еды, как люди. Нешто отказали бы нам?
– Не знаю, как эти, а в Африке, ежели ты так в деревню придешь, то сам обедом станешь.
– Так правда, что там люди друг дружку едят?
Мирослав в ответ только кивнул.
– Не знаю. – Ромка поймал сбивающееся дыхание. – Африка-то вон где. – Он махнул рукой куда-то на восток. – А тут Аме-е-е-ерика.
Они вышли на небольшую прогалину, и злое солнце тут же вцепилось им в головы горячими когтями.
– Дикари везде одинаковые, – буркнул Мирослав, отдирая от своей накидки несколько листиков и скручивая из них подобие шляпы.
– Не знаю, – снова протянул Ромка. – Мне кажется… Ой! – Мирослав остановился так резко, что юноша чуть не ткнулся носом в его спину. – Что случилось?
Впереди между деревьями стоял человек. В тонкой мускулистой руке он держал огромную дубину, сплошь утыканную острыми осколками обсидиана – вулканического стекла. На его голове возвышался султан из ярких перьев, перьевая же вуалетка почти скрывала лицо. Видно было только, что нос и подбородок пронзают длинные заостренные щепки. По шее туземца вилось множество бечевок, на которых болтались звериные зубы, птичьи лапки, разноцветные камешки и большой медный гвоздь в зеленой патине. Тело его покрывали шрамы и рисунки, грубо наколотые костяной иглой. Талию обвивали куски растрепанного на волокна корабельного каната, но висели на них не амулеты, а фляжки, туески и глиняные кувшинчики. Ниже ничего не было. Срамное место аборигена было выбелено порошком, похожим на отсыревшую муку, и его тоже пронзал медный
