утро действительно было холодное, туманное, дождливое. Такое было не редкость в Кармрашене. Здесь, если пошел дождь – а он всегда бывал нудным, моросящим, – то пиши пропало. Тянул неделю, а то и две.
Дождь моросил, и с крыши дома без конца капало. Часто дул ветер, и из леса сверху просачивался туман. С легкостью он проглатывал дома, деревья, перелезал через деревянные заборы дач и продолжал гулять по полям.
Было очень тихо, очень холодно. Природа, казалось, находилась в какой-то тяжелой дремоте, и лишь иногда всеобщую звенящую тишину нарушал пронзительный крик птицы. Крик этот эхом проносился по местности, и тогда поднимался ветер, и дождь моросил сильнее, и шумели листья на деревьях. Но потом напуганные криком деревья затихали, и воцарялась прежняя тишина. Туман же проникал во все новые дыры и щели и переходил от одного дерева к другому, словно искал что-то, заведомо не существующее, и кажется, спрашивал:
«Не видели?»
Туман казался живым. У него были руки, ноги, глаза, рот и даже уши, которыми он слышал любое приказание ветра, произносимое порой шепотом. Опустившись на землю, туман ни на секунду не застывал, не успокаивался. Он жил, дышал и, подобно человеку, бродил по полям и лесам и часто вздыхал, страдая от чего-то.
«Не видели?» – спрашивал он всех…
И в воздухе пахло мокрой травой, грибами и мхом.
Дачный дом, где жили Аршак и Сона со своими дочерьми, внуками и внучками, находился у подножия холма, поросшего лесом. Перед домом рос фруктовый сад, и вся территория была огорожена деревянным забором. Доски забора были заострены на концах; они были очень старые, почернели и покрылись мхом.
Поле начиналось от подошвы длинного холма, на северном склоне которого и располагался лесенкой поселок. Из окна дома можно было видеть поле, широкое, зеленое, утыканное кривыми телеграфными столбами. Когда из-за тумана столбы не виднелись, нельзя было увидеть и само поле, и казалось, что там, за забором, – пропасть, а сам этот клочок земли с фруктовым садом и маленьким одноэтажным домом висит в воздухе, среди облаков… Но вот дул ветер, и туман начинал отступать, открывая поле, а за ним и почерневшую от дождя дорогу. Ворота были покрашены в серый цвет. Они местами проржавели, стала набухать и трескаться краска, и из трещин вытекала грязно-красная жидкость. От ворот к дому вела бетонированная дорожка.
Старик лежал с открытыми глазами и слышал, как стекает с крыши дождевая вода, капая на плиточный пол балкона с особым шлепающим звуком.
Капало и сводило с ума.
Было холодно. Все было завернуто в туман и не могло согреться. Дрожали от холода удивляющие своей зеленостью листья на деревьях, которые уже устали от навязчивых нежностей и ласк тумана.
И от его вопроса:
«Не видели?»
Но вот ветер опять задул, и листья зашумели. Туман то раздвигался, открывая какую-то часть дороги и поля, то с еще большей силой наваливался на дом, толстой ватой облепляя
