расслабиться и поверить, что это он, – она его скромно целовала, вонзала во влагалище член, и по новой начинала.
Ей удалось его довести до оргазма трижды, подойти впритык к тому моменту, когда нужно просто остановиться, выбросить член из рук и переключиться на поцелуи. Она всё это знала и научилась, как ни странно, не в этом заведении пыток, где вес имеет только сила, а у простых людей, с которыми удавалось… не за деньги, не по принуждению, а после веселья. С теми, кого знала, доверяла, а иногда – любила, хоть и мимолётно. Потому-то, искусство любви познала ещё до того, как стала объектом издевательств, и эти стены ничему хорошему так и не научили.
Как и предупреждала, – будет истязать, пока у самой хватит сил, но не пытками, а изнурительным сексом. Сама же, вдоволь наскакавшись верхом на его пузе, спустила всю сперму в сторону и, протерев простыней, завершила контрольными, сладкими оральными ласками, нежно работая язычком, до тех пор, пока орган не обмяк окончательно. Три раза прерывала акт, усмиряла его нрав, проверяла пальцами свои недавние раны, нет ли там крови, и начинала всё сначала. Сама же теперь, чувствуя инстинктивно, что в запасе ещё пара часов, решила отоспаться. Как и обещала – у него на груди.
Влажная шапочка отправилась на пол, цепочка – под подушку, и, спросив разрешения сомкнула руки у него на шее, а ногами запуталась в одеяле. Но мысли были только о дочери.
Но тому стало не до сна, вспомнив комнату для экзекуций.
– Скажи, это правда, что ты актриса? – внезапно, спросил.
Она лежала, скрыв часть лица под одеялом, закрыв глаза.
– Вообще-то, десять лет назад начинала как дублёр сцен экстремального жанра. Но для порнорежиссёров на камеру – ты актёр, а за кулисами ещё и шлюха. Что было делать, сосать научилась быстро.
– Тебя часто били?
– Если для тебя удары плёткой – избиение, то ДА. Для меня – это привычное дело. Меня истязали.
– И, зачем?
– Что?
– Зачем это делали?
– Кто-то платит деньги, кто-то снимает, кто-то ловит кайф, от этого всего…, а я – просто играю.
– Терпишь?
Промолчала. Но голову высвободила из плена мягкого одеяла.
– И каково это, терпеть?
– Никак. Есть места на теле, где я ничего не чувствую, а есть такие только прикоснись иглой, и я сознание теряю. А в основном, на съёмках – проф. врачи. Они знают, где можно бить и синяка не будет. С ними безопасно.
– А тут?
Промолчала вновь. И положила ладонь на его широкую грудь.
– Зачем все это терпишь? – он захотел взглянуть в глаза.
– А, что мне ещё делать? Я не хочу быть ничтожеством и шлюхой.
– Но, больно же…
– Боль – временная штука. Да и в некоторых местах не чувствую. А вот быть грязной шлюхой – сродни унижения.
– Но ты же…
