сладко манящего забытья, заполняясь смогом обретшего крайнюю степень материальности пения сирен, ткущих своими голосами бесконечные водяные цепи, заполняющих полости и ниши, вновь наделяя его внутренностями, которых не должно было существовать.
Глотнув воды и дернув головой, Проводник отогнал наваждение.
Нужно было найти, где переночевать. Где тут стеллаж с рекламками?
* * *
Мерзкая, ощерившаяся деснами глотка выла. Выла не переставая, заходясь в нескончаемом вопле, словно по-особому наслаждаясь мощью своих легких, в бесплотной надежде на то, что в соседних номерах обнаружатся по меньшей мере учитель вокала, продюсер и агент-пиарщик-сводчик-кооператор и все разом заценят, не соврать бы, выдающиеся вокальные данные. Но нет– по соседству были лишь старик и старуха, первый из которых стоял с подушкой в руках у изголовья кровати второй, раздумывая над столь манящей перспективой придушить к чертям собачьим ту, кто, по его мнению, испоганила своим присутствием всю жизнь. Надо упомянуть, старичок на протяжении последних лет пребывал в паранойе, не смочь отринуть стойкое ощущение, что его хотят отравить. Чувство опасности и тревоги не покидало его ни на секунду, даже в спасительной тесноте сортира, что серьезно мешало хоть сколько-либо возникнуть столь желанному чувству покоя. Итак, далее. По другую сторону от номера мелкого ревуна и его маменьки приютилась семейка наркоманов, мирно дрыхнущие в сей момент, наполненный средоточием неловкости и раздражения, и не то, что не оценивших старания мелкого засранца, но попросту в ус не дующих в своем наркотическом забытье. Напротив уже них расположились два мутузящих друг друга школьника-задрота, входивших в состав группки во главе с чересчур любвеобильным учителем, однажды запрягшим себя на полном серьезе и безо всяких шуток, дабы собрать любимым сорванцам средства на путевку во внешнее кольцо Города Счастья как наиболее экономного, но тем не менее роскошного варианта придаться созерцанию жизни богатых мира сего– и превознести его в качестве той перспективы будущего, к которой стоило стремиться во что бы то ни стало. Тем же, кто жили в более дальних номерах, было по барабану, потому как волновой диапазон глотки младенца не имел настолько сильного потенциала, чтобы распространиться хотя бы на пару метров дальше. Однако был еще один номер, что аккурат напротив обиталище маленького чертенка, и в нем располагался донельзя злой и выпадающий в осадок от ночного представления человек без имени, объективно не имевший в жизни ничего, кроме чувствительного слуха. Именно сейчас Проводник сидел на крае продавленной бесчисленными любовными парочками кровати и раскачивался из стороны в сторону, в тысячный раз стискивая зубы, в сотый– сжимая голову руками. Таблетки закончились– он глотал их не переставая, полностью забыв о таких понятиях, как "мера" и "грань", и неизбежно к ушной и височным болям присоединились животные спазмы и усиленное чувство слабости, так сильно нелюбимое, так настырно присосавшееся ко всему его существу.
Никто не удивился,
