со всеми непросто. Смерть – это не то, о чем все любят думать, и уж точно, никто не пожелал бы быть окруженным смертью постоянно.
Вероятно, мой отец и выбирал свою профессию, но лично я – нет.
Поэтому я бы скорее съездила вместе с Финном на его терапию.
Это как раз то, чем занималась моя мать; она всегда настаивала на том, что для Финна будет лучше, если вместе с ним там будет присутствовать кто-то близкий: на случай, если брат вдруг захочет «поговорить» по дороге домой. Он никогда не изъявлял такого желания. Мне даже кажется, что мама скорее просто хотела убедиться, что он туда ходит. В любом случае эту традицию нам хотелось бы соблюдать.
Потому что традиции сглаживают острые углы, когда все остальное летит к чертям.
– Конечно, я съезжу. – Я смотрю на Финна. – Но за рулем поеду сама.
Финн ангельски улыбается мне.
– Я уже получил свою порцию кофе, когда ты еще спала. Это цена твоей лени. Прости.
И в то же время его ухмылка говорит о том, что ему не жаль. На этот раз она не фальшивая.
– Проехали. Ты не собираешься в душ?
Он встряхивает головой.
– Нет. Только забегу домой, заряжусь немного. Подожди минуту.
Он срывается с места, и, глядя ему вслед, я не перестаю удивляться, как сильно он похож на нашего отца. Тот же рост, то же телосложение, те же оттенки кожи, волос и глаз. Отец гораздо больше сошел бы за его близнеца, чем я.
Папа тоже смотрит, как Финн удаляется, а затем переводит взгляд на меня.
– Спасибо, милая. Как твои дела сегодня?
Он спрашивает не столько о том, как продвигаются мои дела, сколько о том, как я себя чувствую. Догадавшись об этом, я вздрагиваю.
– Неплохо, наверное.
Если не считать дурацкого кома, который никак не хочет исчезать из моего горла. Исключая тот факт, что, даже зацепившись краем глаза за одно из зеркал, я вижу свою мать. Таким образом, мне приходится бороться с непреодолимым желанием сорвать их со всех стен и разбить на мелкие осколки о скалы. Если отбросить это все, то я в полном порядке.
– Может, нам лучше стать иудеями, чтобы мы просто могли сидеть Шиву[3] и ни о чем больше не беспокоиться?
Отец замирает на секунду, а потом слегка улыбается мне.
– Ну, Шива длится всего неделю, так что мы бы от этого не так уж и выиграли.
В этом случае вообще ничто не может сыграть нам на руку. Но я не говорю ему об этом.
– Что ж, думаю, я не буду накрывать зеркала.
А жаль.
На этот раз папа улыбается, и это выглядит чуть более естественно.
– Точно. Тебе нужно принять душ. – Он делает небольшую паузу. – Знаешь, в больнице собирается группа психологической помощи скорбящим. Ты можешь заскочить туда ненадолго, пока будешь ждать Финна.
Я уже отрицательно качаю головой. Он не дождется, чтобы я согласилась на что-то в таком духе. Единственное, что может быть хуже, чем тонуть в
Траурный обряд в иудаизме, который следует сразу после похорон и длится семь дней.
