или умереть. Если бы я воткнул в него нож, он, конечно бы, машинально сопротивлялся мне, но по большому счёту ему покуй… так говорил Дильшан, и, глядя в его глаза, я верил ему. Забавно, даже не знаю их фамилий… И имена некоторых позабылись. Это всегда со мной так: забываю имена, лица, фамилии, а поступки нет, поступки с точностью до слова, до доли секунды я могу воспроизвести в мозгу в любой момент. Дильшан считал меня плесенью, говорил, что я сумасшедший, что «близок к шизофрении». Сидел на андрюхиной кровати раз под пьяную лавочку, напротив меня, и вот так, прямо в лицо, вещал мне, что я псих. Он был прав, был прав, чудовище!..
Общага. Лампа
Этот гад частенько засылал меня за пивом… Андрюху он не трогал. Вошёл как-то в нашу комнату и посмотрел на бумажку, лежащую на столе, – это были мои стихи. Он прочёл их. Сделал свои замечания, что стихи детские и что это стихи пятнадцатилетнего. Я не обиделся, ей богу. Сказал мне, что сам пишет стихи. И прочёл наизусть одно стихотворение о любви. Стихотворение было о любви, точнее о сексе, о страсти… о траханье, – вот верное слово. Стихи холодные и злые, каким был он сам.
Несколькими годами позже я написал о нём пару строк:
За письменными знаками
Лишь ненависть и ложь.
Родился ты собакой —
Собакой и помрёшь!
…Это был вечер. Меня заслали за пивом. Заслал Дильшан. Я взял рюкзак и пошёл. По дороге к киоску пересёкся с тремя бухими, они окликнули меня, я продолжал идти, не оглядываясь, и услышал такой диалог за своей спиной:
– Эй ты?! (обращение ко мне) А… он гонимый.
– Давай ему пизды дадим?
– Да накуй он нужен, он же гонимый.
Они были правы. Я гонимый. И буду таким всю жизнь. От чего я бежал тогда? От чего бегу сейчас?.. Слишком много вопросов. Дохрена вопросов! И ни одного ответа! Правды нет. Нет Бога… но это я понял чуть позже… а пока я топал в киоск с поларовским рюкзаком и думал, что если меня сейчас тормознут на вахте, это было бы прикольно. Пусть повяжут меня с полной сумкой пивчаги. Я несу её не себе, я не стану молчать. Заложу всех этих отморозков, своих соседей и левых в том числе. Я искренне желал, чтоб их повязали. Если выгонят меня из инстика, то пусть выгонят и их всех, поимённо!!! Не повязали. Я прошёл, брякая бутылками, а вахтёрша только понимающе посмотрела на меня и ничего не сказала! Хотя у меня был полный рюкзак пойла за плечами! Эх, баба Тоня… баба Тоня. Я поднялся на пятый этаж, зашёл сразу в комнату соседей и выгрузил бутылки! Они предложили бухать. Я знал про себя, что буду бухать… Я буду бухать за их счёт, пока меня не вырвет, пока не вырублюсь… Пить их пивчагу, жрать их сухарики… и будь, что будет.
Когда пиво кончилось, ко мне подсел Дильшан.
– Кого в общаге можно развести на деньги? – спросил он.
Мысли в моей голове побежали быстрее, не пойду, достало… устал.
– Ты
