сначала Надя увидела Марка. Он стоял на углу возле библиотеки, немного сутулясь, смотрел, как она идет к нему, и сделался для нее не просто центром композиции, а центром всего видимого и невидимого пространства, горнего и дольнего мира. И она шла, не касаясь земли, а когда подошла, он протянул руку и коснулся ее щеки.
Они, конечно, пошли к дракону не сразу. Сначала они пришли в какую-то квартиру в пятиэтажке, сравнительно недалеко от библиотеки. Марк открыл дверь ключом, пропустил Надю вперед и закрыл дверь изнутри. Некоторое время они стояли молча, не глядя друг на друга, прижимаясь друг к другу плечами, всей поверхностью руки, пальцами – молча и почти не дыша. А потом Надежда сделала то, о чем беспрерывно думала все предыдущую неделю. Она принялась расстегивать пуговицы на его рубашке – одну за другой, трогала пальцами его грудь и дышала ему в солнечное сплетение. И чувствовала, как он ощупывает пальцами ее затылок с осторожностью слепого, читающего незнакомый текст, написанный шрифтом Брайля.
Надя никак не могла дотянуться до его губ, а вот целовать грудь и слегка вспотевший под рубашкой живот как раз очень даже могла.
– Так нечестно, – сказал он. – Я тоже хочу.
Он смог только раз.
Вторая попытка не удалась, пришлось прервать и перейти ко всем видам тактильных нежностей, оральных радостей и глупостей, которые только приходили на ум. В результате и родился телесно неудовлетворенный двуглавый кадавр, который только и делал, что склеивался еще не склеенными частями, был облизан с ног до головы, зашептан, заласкан и заглажен, распят и заговорен странными словами, которых не было ни в одном языке, но только они и приходили им на ум. Только этот язык они и понимали и только на нем могли тогда говорить.
Но чаще всего прочего – после, уже в дороге и дома, Надя вспоминала, как он сказал: «Я посплю, хорошо?» – и, повернувшись к ней спиной, уснул часа на полтора, тихонько постанывая и посапывая во сне. А она смотрела на его спину, просто смотрела – на обычную незагорелую спину Маркияна Вегенина, пятидесяти семи лет, на бледную россыпь веснушек на шее, на три родинки на плече, на круглый шрам чуть выше поясницы. Смотрела, пока сама не уснула, уткнувшись носом в его лопатку, а проснулась от того, что он смотрел на нее.
– Я боялся тебя разбудить, – сказал он, – хотя очень хотелось.
– У тебя щека помялась, – Надя обняла его затекшими от сна руками, прижалась к теплому телу и уснула еще на час с небольшим.
А к дракону они пошли только на следующий день.
Шли по узким улочкам, усыпанным абрикосами, мимо низких заборчиков, из-за которых буйные цветущие кустарники всех видов и расцветок свешивались, вываливались, выламывались на дорогу. Под шелковичными деревьями, по старой брусчатке, мимо заросших плющом старых особнячков в стиле модерн, в которых никто не жил уже лет сто, так что теоретически в каждом из них мог поселиться небольшой дракон.
Шли,
