положил локоть на стол и подался вперед.
– Или тот, кто повесил туда свисток, не хотел, чтобы мы его вычислили, – сказал он. – Потому что знал, что первым делом мы сверим найденные следы с его ДНК.
– Вы в чем-то обвиняете моего клиента? – спросил Минутилло. Если улыбка Де Анджелиса была ледяной, то взгляд адвоката стал испепеляющим.
– Мы просто беседуем, – сказал Де Анджелис.
– Прошу прощения, ваша честь. – Сантини взглянул на Коломбу. – Можете ли вы подтвердить, что, когда обыскивали местность, ни на секунду не теряли его из виду?
– Я ни хрена тебе говорить не обязана, Сантини.
– Она права, господин Де Анджелис, – снова вмешался Минутилло. – Если снятие показаний с моего клиента продолжится в подобной атмосфере, мы сейчас же уйдем.
– Ладно-ладно, давайте мы все успокоимся, – сказал Де Анджелис. – Но я вынужден повторить вопрос к госпоже Каселли.
– Чьи показания вас интересуют? Госпожи Каселли или моего клиента? – спросил Минутилло.
– Вашего клиента. Но если вы не возражаете, мне хотелось бы сэкономить время.
– Я возражаю.
– Простите, адвокат, я буду краткой. Это исключено, – вмешалась Коломба.
– Теперь вы довольны? – спросил Данте. – Или считаете, госпожа Каселли тоже лжет?
– Господин Торре, вы же понимаете, что, на посторонний взгляд, подобное совпадение может показаться крайне подозрительным?
– Никакое это не совпадение, – сказал Данте. – Он повесил там свисток специально.
– Он – это ваш похититель?
– Вот именно.
– Для чего же он это сделал? Чтобы оставить нам послание? Бросить вызов? Подписаться под преступлением?
Данте заколебался. У Коломбы сложилось отчетливое впечатление, что он недоговаривает.
– Я не знаю, что у него в голове. Не знал тридцать лет назад, не знаю и сегодня.
– А не мог ли ваш свисток остаться незамеченным? Провисеть там, пока не заржавеет? Попасть в мусорку?
– Не мне судить о его намерениях. Я… скажем так, необъективен. Все то время, что я провел в заточении, он приучал меня считать его богом. А пути Господни неисповедимы.
Де Анджелис и Сантини снова переглянулись.
– Хорошо, господин Торре… Благодарю вас. Я закончил, – сказал Де Анджелис.
До сих пор Данте говорил вполголоса и сидел почти неподвижно. Теперь же он резко подался вперед, и Де Анджелис отпрянул, прижавшись к спинке сиденья.
– Знаете, что теперь ждет этого ребенка? – спросил Данте. – Годы в заточении, если не вся жизнь. Психологическое насилие, физическое насилие. И возможно, убийство, если он окажется недостаточно понятливым или послушным.
Де Анджелис изучающе посмотрел на него:
– То есть ждет его то же, что произошло с вами, верно?
– Да. То же, что произошло со мной.
– Теперь
