Есть ли кризис? С его тягой к точным дисциплинам он стал рассказывать о том, что с особым вниманием следит за происходящим на большом коллайдере. Я, разумеется, был бесконечно далёк от ускорения кварков на встречных пучках и в целом всего этого опасного любопытства учёных проникнуть в подпространство. Но, чтобы не расстраивать Озноба, признал, что, конечно же, мне, как историку, небезынтересна тема излома временного континуума. «Серьезно, вот где непочатый край. Посудите сами, – сыпал я аргументами, – нынешняя историография зашла в тупик. Причем, заметьте, не только в части хронологии и источниковедения, но и в целом в подходах к методологии. Нужна новая волна. Если хотите, всех нас взбодрит дерзость и провокация».
НЛО благодушно оценил мою иронию. Ему явно импонировал молодой задор без пяти минут дипломированного специалиста, перед которым вскоре должны распахнуться любые двери. Причем без стука. Помню, в то время я буквально искрился от переизбытка энергии, источая беззаботный оптимизм структурального лингвиста. Такова была атмосфера всего нашего курса. На нём все считали себя гениями, в том числе некоторые девушки. Я не спорил и свое мнение по этому поводу старался держать при себе.
– Если говорить серьезно, – ответил Николай Львович, – то я мог бы вам дать пищу для размышлений и, вполне возможно, глубокого научного анализа. Вам, «дерзкому поклоннику новой волны», полагаю, это должно показаться, по меньшей мере, любопытным. Тем более, как специалист по Смутному времени, вы, наверняка, проводили параллели с нашей эпохой (я кивнул, хотя, сказать по правде, никаких параллелей не проводил). Я же вижу, тема хаоса и его упорядочения вам близка.
– Уже заинтригован.
Николай Львович поинтересовался моими планами на будущее в науке. Я сказал о своём намерении сменить эпоху, заняться проблемой английской интервенции на русском севере времен гражданской войны.
– Похвально. А вы никогда не думали на какое-то время отказаться от всей этой грандиозности? Уйти от войн, преобразований и прочих глобальных политических катаклизмов и сузить область исторического исследования до одного человека? – скорее, риторически спросил Озноб. – Так сказать, путем сравнительного анализа через судьбу отдельного индивидуума понять весь масштаб трагедии современности.
– Идея-то не нова.
– Это так. Но неужели вам лично не хотелось на какое-то время самому стать летописцем? И вместо того, чтобы сидеть в архивах и на раскопках курганов, раскрыть свой пергамент или, на худой конец, ноутбук и обратиться к тому, кто сегодня творит историю. У меня есть кое-кто на примете.
– Почему же сами не возьметесь?
– Увы, многое я упустил или даже безнадежно запустил. Остались одни рецепторы. Успокаиваю себя тем, что по-сократовски страдаю неизлечимой идиосинкразией к письму (действительно, заметил я про себя, даже внешне НЛО чем-то походил на древнегреческого чудака-философа). И потом – вы молоды. Близорукость – не про вас.
