к помощи старого проверенного друга – карандаша. «Ванная – то место, где так легко проникнуть в суть вещей, поверить, что ты знаешь, где правда, а где ложь, а главное – никто не видит, чем ты занят здесь – то ли режешь вены, то ли просто блюешь. О, ванная комната! Пою тебе хвалу за простоту, за чистоту, за мыло и за душ, за всепрощение, за воскрешение, за очищенье наших душ!», – полуакустическая гитара закончила блюзовый квадрат флажолетом, и Автор-жгун занёс авторучку над концом строки. «И?», – спросил Автор настырно зудящую Совесть. «И? Чё?» – передразнила его она. «Ничё…», – слабо попытался оправдать себя он. «Ну и всё», – заключила Совесть. Жгун поставил жирную точку, нарисовал значок копирайта и приписал: «Майк Науменко, группа «Зоопарк».
«Интересно, ты позволишь мне в рамках одного рассказа посчитать уборную тоже ванной комнатой?» – обратился Автор к Совести, – «Ты ж меня в первом классе на ластик», – уклончиво ответила она, – «Так что теперь поступай, как знаешь, взрослый уже». «Ну, санузел в моей квартире совмещенный, так что, отбросив в общем принципы, я недалёк от истины», – внезапно для себя в рифму заключил Автор и, приметив в этом знак свыше, сделал глубокую затяжку.
«Отношения…», – не продрав горло, с места в карьер вступил Голос с потолка. Гусляр был временно недоступен так как надысь имел неосторожность самодурно зависнуть на хвосте Филина в тёплой компании прохвоста Оказии. Потому Голос сеял доброе, разумное, вечное в гордом одиночестве, отчего был краток и немногословен. «Отношения – это пресс-форма, в которую мы заливаем содержимое души. В наших мирах, куда так редко и выборочно мы впускаем Своего Человека, отношения настоль разнообразны, что формы их можно перечислять до бесконечности: дождь-лужа, река-море, маньяк—жертва, ложка—тарелка. Мозаика отношений собирается по принципу ведущий-ведомый, начинаясь с «шестидесяти девяти», но в итоге всегда стремясь к «девяносто шести».
«Устал, простыл, хронический недосып», – с самого утра крутился в голове у Мефодия речитатив известного в узких кругах рэпера из третьей столицы. С самого со сранья изрядно помятый Меф торчал в офисе. Несмотря на то, что руководство протрубило общий сбор, вокруг никого и ничего не происходило. Мефу не оставалось другого, кроме как, стоя у полноростового окна курилки, напряжённо вглядываться в даль. Даль заслоняла консервная банка соседнего бизнес-центра, и поэтому складывалось впечатление, что Фодя что-то судорожно, но тщетно ищет глазами в окнах соседских офисов. Когда он уже готов был плюнуть на это дело и вернуться в опенспейс, в ухо неожиданно постучался сиропно-приторный нисходняк букв: «Вы не заблудились? Я могу Вам чем-то помочь?» Меф резко развернулся, и его глаза упёрлись в бейдж: «Эраст Красопуськин, служба курьерской доставки».
«Очень страшная Вы женщина, Мефодий!», – не терял инициативу курьер, – «Вот наблюдаю за Вами уже несколько лет – ни стиля, ни шика, ни шарма, ни лоска. О блямуре
