что оставим его мужчинам. Ведь у женщин свои секреты?» «Слава Богу, наконец-то, я поняла, почему в моей жизни все так запутанно», – прошептала Глашка. «Как всё, оказывается, просто! Я же правый носок от левого не отличаю, путаю их постоянно, вот и ношу их неправильно!» «А может это и верно?», – хором ответили ей в голове, – «Ведь так они и изнашиваются равномернее, всё какая-никакая, но на шпильки экономия. Шпильки – это же для женщин по типу Пушкина, в смысле – наше всё…»
«…Можно, конечно же, найти лазейки, но зачем? Всё всегда должно быть на своих местах», – долго запрягав и быстро поехав, всеми присущими красками заиграл драматический тенор-баритон Голоса с потолка, – «В том числе на своих местах должны быть и участники отношений. Хороша же будет связь маньяка и ложки, моря и садовника, фильма и радуги!.. Идеальные отношения должны с первой же секунды начинать удивлять вовлечённых в них своей лёгкостью, и в итоге сложиться, как пазл, или же не складываться вообще».
Только к вечеру изрядно помотанный информационными технологиями Мефодий наконец-то смог добраться до рабочего места. На столе ждал недопитый с утра кофе и запечатанный, размером с лист офисной бумаги, конверт. Ни адресата, ни отправителя на нём указано не было. Мало того, что столь официальным образом к Мефу никто никогда и ничего не слал, сам конверт, в отличие от своих многочисленных белых и охровых собратьев, был голубого цвета. Заинтересовавшись таким поворотом событий, Фодя прогуглил всё, что касалось деловой корреспонденции в голубых конвертах. Кроме информации, что в транснациональных корпорациях именно в таких разносят уведомления об увольнении, ничего в логичный строй его мысли всемирная паутина не привнесла. По мере того, как таяли последние надежды на иное толкование происходящего, Меф всё больше и больше накручивал себя. «Увольняют? За что? Я же никогда, нигде и ни разу… Не состоял, не участвовал и не привлекался… Со всей душой, корпоративной этикой и в соответствии с дресс-кодом…». Закономерно, что в конце концов весь этот поток сознания слился в единый гулкий набат «Уволен», ухавший в мгновенно опустевшей голове Мефа.
Внезапно память выбросила спасательный круг в виде намеренно забытой Мефом истории увольнения с предыдущего места работы. Тогда, не послушав примет, он оформился в мае и промаялся год с небольшим вплоть до увольнения по собственному желанию. «Прямо как с женитьбой», – отшучивался перед друзьями и близкими добровольно ставший безработным Меф. Когда-то солидная контора, со временем растащенная менеджментом по карманам, явно дышала на ладан и перед ним стоял выбор, либо вовремя «спрыгнуть с темы», либо быть погребенными под обломками офисного счастья. Должность он занимал отнюдь не крайнюю, поэтому ставки были высоки. «Физиками» в те времена называли не людей, владевших знаниями из этой области науки, но тех ребят во вьетнамских спортивках и резиновых
