устраивать даже помещения и легли спать рано…» Сам-то Государь был полной противоположностью: солдат-охранник, наблюдавший, как Он вскапывает огород, воскликнул: «…Если ему дать кусок земли и чтобы он сам на нем работал, так он скоро опять всю Россию заработает».
Переселились в «Дом свободы» 13(26) августа. Через улицу, в доме купца Корнилова, разместилась свита – Татищев, Боткин, Долгоруков, Шнейдер, Гендрикова, учитель английского языка Гиббс. Жильяр жил в губернаторском доме. Всего вместе с Семьей приехали 39 человек. Позже прибыли еще шестеро: фрейлина Буксгевден, камер-юнгфера Занотти, комнатные девушки Романова и Уткина и дети Боткина.
Режим первых недель в Тобольске был наиболее мягким за весь период заключения. Полковник Е.С. Кобылинский добился от Отрядного комитета, чтобы свита и прислуга свободно выходили из дома. «Никакого стеснения никому не было, но Августейшая Семья, конечно, в праве передвижения была ограничена».
Комендант не раз указывал на то, что Великие Княжны не находятся под арестом, и Им, добровольно присоединившимся к Родителям, наравне со свитой должна быть предоставлена большая свобода. Он даже надеялся, что Государю иногда разрешат ходить на охоту. Но в первый и последний раз Семье позволили выйти за пределы «Дома свободы» в день въезда, 26 августа. Они побывали на другой стороне улицы, в доме Корнилова, посмотрели, как устроились приближенные.
Впрочем, права и свободы свиты скоро стали приобретать декларативный характер. Солдатам надоело сопровождать придворных в их передвижениях по городу, хотя претензий на дальние и частые путешествия у них не было: генерал Татищев ходил только к зубному врачу, графиня Гендрикова выходила в город раза два в неделю и только Долгоруков гулял ежедневно.
Прогулки отменили. На бурном заседании Отрядного комитета, собравшегося по этому поводу, Кобылинский заявил, что нельзя ограничивать права иностранных подданных Жильяра и Гиббса. А если одним дать послабления, то нельзя обходить и других. Татьяна Боткина: «Мудрый комитет поддался на эту удочку и решил всем предоставить свободный выход без конвоя… на один час в неделю. Все недоумевали, почему они всего на один час становились безопасны для революционных властей, но решили не указывать комитету на странности его решений и подчинились, тем более что гулять одним хоть раз в неделю было приятнее, чем иметь, как выражался Гиббс: “this wretshed soldier in your back”[1]».
И все же в Тобольске по сравнению с Царским Селом было спокойно, но, как пишет следователь Соколов, это «было сибирское спокойствие». Жизнь Семьи в обширном, живописно расположенном, богатом старинными церквами, богоугодными и учебными заведениями городе, была сужена до предела. Дом, двор, небольшой сад, одни и те же люди. Даже если Их приводили в церковь, туда не допускали народ. Из дневника Наследника от 22 ноября 1917 года: «Весь день прошел как вчера и так же скучно».
Государь читал, вел дневник, пилил дрова, работал в саду. Государыня читала, вышивала, рисовала.
Этого проклятого солдата за спиной.
