провожу. Или ты всё-таки надумал остаться? – с трогательной надеждой в голосе вопросила мать.
– Невозможно, мама, – отчеканил Ярцев, принимая кейс, наетый до отвала чрезвычайно важной литературой. – Хотя, – смягчился Климентий, – Как ты понимаешь, я бы с удовольствием провёл это время с тобой, – применил он спасительную неправду. – Но ты сегодня и так не в настроении.
– Да почему же! – всплеснула руками Вероника Порфирьевна. – Я в настроении, Клиша! Я очень даже в настроении!
– Да, но я имел в виду положительные стороны этого самого твоего настроения, – обронил Ярцев, следуя в прихожую.
– А я сегодня очень положительно настроена! – бодрилась мать. – Я сегодня прекрасно спала!
– Рад за тебя, мама, – бросил Ярцев в обуваемый сандаль.
– Это всё твой отец! – раскололась родительница, не выдержав холодного допроса. – Он опять надрался! Вусмерть! С самого утра с перегаром полез ко мне целоваться! И так уже весь дом по самое некуда своим мерзким коньяком осквернил. Ещё и ко мне липнет!
– Это ужасно, – кивнул Ярцев, собираясь открыть входную дверь.
Вероника Порфирьевна, повинившись, искренне опечалилась, что с пьяного мужа перенесла гнев на любимого сына. Но истово презирающей алкоголь женщине не получится объяснить, что то не коньяком от отца пахло, а квасом. Просто взрослый и тоже по-своему состоявшийся Агафон, супруг и родитель, был абсолютно бессилен перед этим исконно русским напитком. Не помогали даже «Агуша, я запрещаю тебе это пить, у тебя уже диабет стоит на пороге!». Вот главе семейства ничего и не оставалось, как припадать к любимому квасу тайком. И он припадал! Стыдился, безусловно, своих припадков, но без разведённого в воде сусла и дня прожить не мог.
Вероника Порфирьевна в ароматах была не сильна, поэтому любые посторонние запахи мужа относила на алкогольный счёт. Моментально злилась и клялась больше ни словом не обмолвиться с этим человеком, забывая мужнин диабет, что стоял на пороге и так и норовил войти, и брачные обещания, те, что «в горе и в радости» и до самой смерти.
– В каждом дому по кому, – философски полагал Климентий, потом, чуть подумав, добавлял: – А где и два! – и на этом его вмешательства в дела семейные заканчивались.
Закрывая за собой дверь, Ярцев пообещал расстроенной женщине неизбежное:
– Я вернусь, и мы всё обсудим, мама.
2
Заспанное солнце вяло расталкивало ватную пелену в поисках настроения. Распластавшись сизыми чернилами, мясистые облака совершенно наглым образом заволакивали отёкший лик светила. И сколько бы ветер ни старался их сдуть, они продолжали величественно обелять небосвод, давая возможность не расположенной к общению звезде побыть наедине с собой. Плюнув на безуспешное занятие, майский завевала принялся сбивать панамки с неторопливых гуляк, беззастенчиво цепляясь за волосы и скользя по проплешинам. Он весело подталкивал
